Любовь Романова - Люди крыш

- Давайте примем решение, - Взял слово Марат. – Что мы должны сделать, чтобы разрушить планы Глухого?

- Я бы начал с того, чего мы не должны делать! – Вмешался Лион. – Мы не должны подвергать опасности детей.

«Кто здесь дети?» - уже было собралась возмутиться Женя, но вовремя прикусила язык. Школа успела научить ее не открывать лишний раз рот. Пока молчишь – преимущество на твоей стороне.

- Да, милая, мы очень благодарны тебе за информацию о планах Глухого, - Поддержала художника Ясмин. – Но теперь наша очередь защищать людей. У нас все в порядке с ответственностью - не бойся, мы не допустим того, что тебе показала Сохмет.

- Вот именно! Сохмет показала это ей, а ни кому-нибудь из взрослых!

Женя удивленно посмотрела на Тима. Его щеки горели, ноздри трепетали. В отличие от нее, он не собирался отмалчиваться.

- А ведь мальчик прав! – Внезапно взяла слово пожилая женщина, похожая на графиню. Еще минуту назад он, казалось, дремала в глубоком кресле. – Вы забываете, это не ребенок – это полиморф. Оружие! Ружье с взведенным курком! Джокер в колоде карт судьбы. Не стоит это игнорировать.

Закончив свою короткую речь, женщина вновь опустила морщинистые веки и, похоже, уснула. Над поляной повисла тишина.

- Э-э-э… Корина Семеновна, конечно, права, - Наконец, заговорил Лион. – Девочка – полиморф. Но это еще один довод изолировать ее от истории с крысами. Ружье может стрелять как в ваших, так и в наших.

Впервые с момента пробуждения в замке, Женя почувствовала себя не в своей тарелке. Даже не на своем столе. Что значит, и в ваших, и в наших? Она никому не собирается причинять вред!

- Женя, ведь ты так и не поняла, что случилось на трасе. Почему нападавшие вдруг состарились? – Продолжал гнуть свою линию художник.

От взгляда его выпуклых глаз у Жени возникло ощущение, будто в нее засунули втурижелудочный зонд. Полгода назад ей пришлось лечиться от гастрита, вызванного обедами в школьной столовой, но прежде чем выписать лекарства, ее обследовали с помощью длинного стекловолоконного шнура. Ощущения были не из приятных.

- Нет. Не поняла.

- В тебе проснулись силы Людей глубины. Ты забрала воду из тел своих противников. Высушила их. С помощью этого приема несколько депферов могут в считанные минуты уничтожить половину жителей крупного города. Конечно, они не станут этого делать, так как умеют себя контролировать, а ты – нет. Женя, пойми, ты опасна. Тебе надо учиться управлять своими способностями!

Люди ветра снова замолчали. Наверное, давали своей гостье осознать только что услышанное. Наконец, заговорил Марат.

- У кого-нибудь есть, что добавить к словам Лиона? Нет? Тогда, думаю, пора подвести итог. Женя, мы очень хотим, чтобы ты осталась с нами. Отдохни, позагорай, прими участие в фестивале граффити – Тим рассказывал мне, что ты отличный райтер – сходи со своими друзьями под парусом до Турции, научись видеть фибры и управлять ими. Ясмин потренирует тебя, и к концу лета ты сможешь пройти инициацию на Утесе Света. А мы тем временем разберемся с Глухим. Ну, что скажешь?

- Я… - Женя обвела глазами притихших крыланов. Они хорошие и умные. Они правы – ей пока рано лезть в дела взрослых. Ну что она может? Только все испортит. Покалечит кого-нибудь – заберет воду или высосет воздух, какая угроза еще угроза от нее исходит? Да, крыланы очень хорошие… и очень глупые. Тим прав, именно ей Сохмет поручила защитить свой город. Ей, а не Марату или Лиону. Нет, она не рвется в герои. Больше всего на свете Женьке хотелось бы сейчас валяться на пляже и купаться в море. Только она не простит себе, если все произойдет так, как предсказывала Сохмет. Не сможет простить! Но взрослым знать об этом не обязательно. – Я согласна с вами. Мне не стоит во всем этом участвовать. Спасибо, что объяснили. Можно, я поживу в башне?

Поляна ответила радостным гулом. Похоже, крыланы не на шутку боялись, что юный полиморф вздумает артачиться. Они разом заговорили, поздравляя Женю с разумным решением.

- Теперь мы бы хотели обсудить наши планы наедине, - Марат бросил смущенный взгляд на друзей.

- Нам уйти? – Резко спросил Тим.

- Если можно, Тимофей. Я понимаю твою обиду – сам был таким же, но согласись, есть вещи, которые вам не нужно знать.

Женя и Тим встали.

- Тим, я прошу тебя, будь взрослым, - Окликнула его Ясмин. – Мы в курсе, какой у кошек острый слух.

Это было лишним. Тим сжал губы и свел брови к переносице.

- Обещаю, что не стану подслушивать, - процедил он, выходя из круга.

***

- Давайте мне дембельский поезд. Что-то я притомился! – потребовал Гоблин, почесывая волосатое пузо.

Чухонь, стараясь не засмеяться в голос, наблюдал в узкую щель приоткрытой двери, как двое братьев встали по обе стороны железной кровати, на которой вальяжно развалился довольный Гоблин, и принялись ее раскачивать. Пельмень обмахивал приятеля полотенцем, словно опахалом, а третий брат по имени Зуб издавал звуки, похожие на стук колес. Тудук-тудук, тудук-тудук. И гудел, словно несущийся на всех парах локомотив. Гоблин прикрыл глаза и блаженно похрапывал.

Эту картину Чухонь наблюдал уже второй раз. Два дня назад, когда он вместе с Малым впервые пришел в лазарет, его сосед по норе точно так же наслаждался поездкой на скрипучей койке. Что такое поезд, Чухонь приблизительно представлял. В некоторых коридорах подземного города были проложены узкие рельсы, по которым громыхали, полные землей или камней неуклюжие вагонетки. Хрысь объяснил, что человеческий поезд похож на них, только больше. А вот значение слова «дембельский» для темного Чухони осталось загадкой.

Он постоял еще немного и осторожно двинулся дальше по светлому, пахнущему хлоркой, коридору. Этот коридор совсем не походил на подземные тоннели. Стены его были выкрашены на уровень человеческого роста в нежно-зеленый цвет, а выше - оштукатурены. Коричневая плитка на полу влажно блестела от недавнего мытья. По потолку тянулись длинные лампы, испускавшие рассеянный, подрагивающий свет. От него глаза Чухони, привыкшие к полной темноте, чесались и слезились.

В лазарете было безлюдно. Гоблин со своими дружками, занимавшими одну из двух палат, оказались единственными пациентами Глистера. Странно, что именно Глистерман хозяйничал в лазарете. Как бы ни был далек Чухонь от дел своей Фратрии, он знал: уже не один десяток лет Братство лечил старый целитель – лобастый и неразговорчивый Хмур. Уж Хмур, наверное, не стал бы столько дней держать лоботрясов в больнице, изводя на них казенные харчи. Да и пользовался целитель, в отличие от толстяка, не бинтами с зеленкой, а руками. Раны склеивал, переломы сращивал – поругивался, бормотал что-то под нос, и все проходило. Когда Чухонь был совсем мелким, Хмур лечил ему разбитый лоб. Поводил своей ручищей над головой, и кровь свернулась. Подул – боль прошла. Послюнявил – ничего не осталось. Даже шрама.