Людмила Безусова - Каждый выбирает по себе

Выслушав парня, кот свернулся клубком и надолго затих. Настолько, что Антон решил, что тот снова задремал. Парень влез в ещё теплую печь, достал заботливо припрятанные домовихой припасы (уяснил, где здешний люд съестное хранит!) и, наложив полную миску, уселся завтракать.

— Делать нечего, придется к Отлюдку идти, как Кимря посоветовала, только это уже без меня.

Непрожеванный кусок лепешки колом застрял в горле у парня.

— Как без тебя?

— Мне к ведьмагу нельзя и близко подходить, самоубийственно. Так что на тебя вся надежда.

— А ты?

— А я, друг ситный, пойду Птаха искать. Чую я, где бесенок обретается, там и чародейка наша поблизости окажется.

— Так может, к Отлюдку и идти не стоит?

— Пойдешь… — категорично заявил котофей. — Тут без ведьм не обошлось, а лучше него никто их не знает.

— Далеко идти?

— А это как получится…

— Ты хоть проводишь?

— Нет, Лешего проси, тебе он не откажет.

— Почему ты так думаешь?

— Чародейку он забыл, а вот твое обещание сделать шахматы и научить играть в них — помнит. Он и меня пытался на это дело уговорить, — улыбнулся Баюн, — да у меня рук нет, ножик держать нечем.

Антон вздохнул. Резчик по дереву из него никакой, но, раз пообещал, придется выполнять.

— Леший ведь сюда не приходит больше, верно? Как я его найду?

— А чего его искать? — удивился котофей. — Зайди в чащобу лесную, он сам к тебе и выйдет. Спросить, чего в его владениях забыл…

В очаге, выложенном из камней прямо на земляном полу посреди комнаты, бушевало пламя, облизывая изрядно закопченный котелок, висящий на высокой треноге. Бурление кипящей воды постепенно становилось спокойнее. Огонь ярился по-прежнему, но жидкость постепенно остывала, превращаясь в полужидкую кашицу с крошечными вкраплениями льдинок, пока не застыла тончайшим полупрозрачным зеркалом. Ведьма склонилась, пристально всматриваясь в отливающую темными бликами поверхность.

Не дать чародейке опомниться, вдруг сумеет выскользнуть из ловушки… Уж если она Морене соперница, что уж говорить о ней, Чернаве. Она знала историю о том, как пытались убрать новоявленную Хранительницу старые ведьмы, пока она ещё в силу не вошла, да не получилось у них ничего. Хоть и казалась чародейка неумехой, да сумела как-то избежать гибели.

И все же Чернава торжествовала — как легко попалась Баба-яга! Вышла за мороком на заветную полянку, подвоха не почуяв. Метнулась назад, да попала под удар. Не нравится? Все, попалась, птичка, стой, не уйдешь из сети…

Растертая между ладоней солома желто-зеленой трухой припорошила силуэт пленницы, следом в котелок посыпались костяные обломки вперемешку с почерневшей от плесени пшеницей, проломили тонкую преграду и беззвучно канули в воду. Лишь мелкая рябь пошла по поверхности.

Брошу в лицо солому — безумной станет!

Кину собачьи зубы — тын высокий поставлю,

Вовек она из круга не выйдет!

С окалиной брошу зёрна — отсохнут руки и ноги!

…Чародейка наклонилась, растерянно ощупывая ноги… Думает, никто не видит, как она исподтишка озирается…

Нет, от Чернавы ни одно её движение не укроется.

Зашиплю лютым змием — сила живот оставит.

Из Земли следы выну — в жар их, в пекло поставлю,

Мара кости её изгложет!

Скажу тайное слово — его она не превозможет,

Нисколь поперёк не сдюжит!

Словно подрубленное деревце, упала наземь Баба-яга, скорчилась, словно боль пожирала её изнутри…

"Ты глянь, какая упорная, доползла все-таки до озерца… Никак увидеть недруга своего норовит? Ну, так это мы всегда готовы — врага надо знать в лицо… — Чернава плюнула в котелок. — На, гляди, все одно ничего сделать мне не сможешь!"

И скорее угадала, чем услышала, как та едва выдавила из себя "За что?"

— За что? — нараспев повторила Чернава вслед за ней. — А ни за что, просто так. Из вредности… — и рассмеялась, когда увидела, как наполняются слезами глаза чародейки. Выкрикнула: — А будет по моему слову — во крепи Кощна Потвора! От Кола будет до Кола! Гой! — Усталость навалилась внезапно, словно последнее действие лишило ведьму остатков сил, но не смогла она превозмочь себя и злорадно произнесла: — То-то же…

Двумя руками перемешала воду в котелке, выплеснула в огонь. Тот зашипел, клубом вонючего дыма поднялся к потолку, жирным слоем осевшим на выступающих балках. По ногам вроде сквозняком потянуло. Чернава подняла голову, прислушиваясь к легкому скрипу входной двери.

Нет, почудилось… Просто так к ней не зайти, всюду запоры наговоренные. "Дело сделано, теперь можно и к Морене наведаться, отчитаться…" — подумала, убирая треногу.

— Не надо, — Чернава обмерла от тихого голоса за спиной. — Я в тебе не ошиблась. Навий путь нелегок, но тебе по силам идти по нему.

САМА пришла… Почему?

— Что удивилась? — глядя в испуганное лицо девушки, спросила Хозяйка ледяных чертогов и замолчала, прислушиваясь к воплям на улице, склонив голову набок, точно любопытная ворона.

— Негляда! Негляда… — вслед за криком раздались частые удары по воротам.

— Иди, раз зовут…

Чернава, едва удерживаясь, чтобы не выскочить из своего домишки опрометью, медлительно вышла во двор, по пути растрепывая волосы.

— Чего заперлась? — Славка окинула подозрительным взглядом соседку, отворившую калитку.

"А рука-то до сих пор тряпицей замотана…" — девушка потянулась, весьма убедительно зевая. — Спала…

— Самая страда, а она спит. Ты, часом, не заболела?

— Чего пришла? — нелюбезно перебила её Чернава. Хотелось скорее отвязаться от надоеды.

— Там… это… — замялась обычно говорливая женщина. — Когда мои сваты с дальнего поля возвращались, то на поляне на коров наткнулись, бесприглядных. Всполошились, пошли смотреть что такое — пастуха нашли… без памяти… Притащили в деревню, а коров мертвых, что рядом с ним лежали, там оставили. Так твоя кормилица тоже пала…

В тугой узел скрутило нутро Чернаве: — "Зорька, Зоряна… Как же так? Совсем я одна осталась…".

— Так закопать надо, — деловито продолжила Славка, словно не видя, как изменилась в лице девушка, — ветром мор, видать, принесло. Как бы падеж не начался… Сама справишься или пусть мужики пособят?

— Сама пойду… Где?

— А аккурат возле старого дуба, что в позапрошлом годе Перуновы молоньи пожгли… — торопливо объяснила женщина. — Так я побегу? У меня ещё дел полно… У меня куры на насест серёд дня сели, как бы беды какой с ними не было…

— Пастух умер?

— Нет пока, — соседка даже не обернулась. — У старой Тисы в избе лежит, лихоманка его трусит.

Травница Тиса, конечно, знатная, но тут, похоже, одними настоями не поможешь. Пока дед Сила живой, надо попытать его, что там на самом деле стряслось.