Урсула Ле Гуин - Маг Земноморья

Ниже Нортфордской Долины захватчиков ждал ещё один бой. Города Восточного Леса собрали своих мужчин и послали на войну. Отряд за отрядом войско Каргов спускалось с гор. Они спешили достичь побережья, чтобы как можно быстрее оставить эту землю, но у моря они увидели только обуглившиеся остовы своих когда-то величественных кораблей. Каргам ничего не оставалось, как, стоя спиной к морю, безо всякой надежды на успех, бороться за свою жизнь. Бой продолжался до тех пор, пока все они не погибли, и пока пески Артмута не стали коричневыми от крови. Но прошло время, прибой омыл эти земли и вернул им прежнюю чистоту.

Утром в Ольховниках и выше, в Высоком Ущелье, промозглый серый туман ещё держался какое-то время, а потом неожиданно и почти сразу исчез, растворился, растаял в лучах солнца. Внимательно и с каким-то недоумением осматривали люди поле недавнего сражения: прямо перед ними лежал убитый Карг, и жёлтые длинные волосы его были покрыты кровью; поодаль покоилось тело дубильщика — как герой он принял смерть в открытом бою. Дом в самом конце деревни, который не успели поджечь Карги, ещё тлел, но пожар не охватил всё селение — сразу после битвы люди затушили пламя. Рядом со старым, могучим тисом нашли, наконец, и Дени, сына кузнеца, целого и невредимого, но немого, как камень. Все знали, что сделал для них этот отрок — они взяли Дени под руки, отвели его в дом отца, потом послали за ведьмой — надо было исцелить мальчика, вернуть к жизни того, кто спас их, ибо только четырёх несчастных погубили Карги и только один дом сгорел в огне.

Железо не коснулось Дени, но он не мог ни говорить, ни есть, ни спать; казалось, что он даже не видит и не слышит тех, кто пришёл за ним. Увидев Дени, тётка сказала только: «Он надорвался». Она ничем не смогла помочь ему.

И пока он так лежал — ни жив, ни мёртв — слухи о нём распространились по всей Нортфордской Долине и Восточному Лесу, потом перевалили через Высокую Гору и достигли, наконец, Великого Порта. Так или иначе, но на пятый день после битвы в Артмуте в Ольховниках появился странник. Был он ни молод, ни стар, закутан в плаще головы до ноги нёс в руке огромный посох из ствола дуба. В человеке этом сразу признали мага и направили к дому кузнеца. Оставив в избе только отца и тётку, маг склонился над постелью Дени. Он не сделал ничего такого: просто положил свою руку на лоб больного, а потом слегка коснулся его губ.

Дени сел и стал медленно озираться по сторонам. Ещё через минуту он смог говорить. Первым к Дени вернулось чувство голода. Ему дали немного поесть и попить, и он снова прилёг на своё ложе, не сводя со странника пытливых глаз.

— Сдаётся мне, что Вы — человек необычный, — после недолгого молчания сказал кузнец.

— Необычен этот мальчик, а не я. Рассказы о его деяниях достигли даже Ре Альбы и стали известны мне. Я пришёл сюда, чтобы дать твоему сыну имя.

— Брат, это же Огион Молчальник из Ре Альбы. Землетрясения подвластны ему, — прошептала ведьма.

— Сэр, — начал кузнец, который нисколько не был смущён столь высоким именем, — моему сыну только в будущем месяце исполнится тринадцать, а крестить его вновь и сделать мужчиной мы хотели не сейчас, а в конце зимы, на праздник Великой Масленицы.

— Надо дать ему новое имя как можно скорее, — повелел маг, — ибо опасно долго держать во Тьме Невежества того, кто рождён для Света. Я вернусь сюда скоро, окрещу его, и возьму с собой. Если ты не против, конечно?

Тихо и спокойно говорил Огион, но такая уверенность сквозила в его словах, такая скрытая сила, что даже упрямый, твердолобый кузнец согласился.

В день тринадцатилетия Дени, ранней осенью, когда листва превратилась в золото, Огион вернулся из странствий по горам Гонт — и Крещение состоялось. Ведьма лишила мальчика имени Дени, которое дала ему при рождении мать, и теперь без имени и совершенно голый он вошёл в холодные воды реки Ар. Вошёл там, где река несёт свой безудержный поток среди гигантских валунов, поднимаясь над самыми высокими холмами Нортфордской долины. Когда он входил в воду, облака скрыли солнечный лик, и огромная тень нависла над землёй. Весь дрожа от холода, он медленно пошёл к другому берегу: прямой и стройный, высоко подняв голову, как и подобает любому неофиту, который должен пересечь эту ледяную, но животворящую влагу; будущий Маг шёл к своему крестителю. Наконец, он добрался до берега. Огион Молчальник подал ему руку и прошептал истинное имя его. И имя это было — Джед.

Так он был крещён, и крестил его один из самых мудрых магов, познавших законы Высшей Власти.

Пир был в самом разгаре. И в тот момент, когда крестьяне веселились, поедая яства и распевая песни из «Деяний Повелителей Драконов», маг-креститель тихо сказал Джеду: «Пойдём. Скажи своему народу последнее «прощай» и оставь его с миром и весельем».

Джед взял всё, что ему принадлежало: добрый нож из бронзы, который выковал ему отец, кожаную куртку, что в благодарность сшила ему вдова дубильщика из одежды покойного мужа, ольховый посох для всяких заклятий — щедрый подарок тётки-ведьмы. Последний раз он посмотрел на разбросанные здесь и там убогие домики, на горы и ручьи с холодной ключевой водой, сказал «прощай» народу своему, поклонился всем и пошёл за своим учителем. Шли они лесом, забираясь высоко в горы, и стопа Джеда опиралась твёрдо на земную грудь, покрытую осенней листвой, а яркие тени солнечного дня осеняли лицо его.

Джеду казалось, что, будучи учеником могущественного мага, он сразу войдёт во врата учёности, в святая святых таинственной Власти. Ведь известен ему язык зверей, слышит же он шёпот листвы, и ветры по его слову меняют направление, а сам он готов принять любое обличье, стоит только захотеть. Может быть, мастер догадается о его желании, и они, приняв обличье оленей, помчатся к Ре Альбе, или воспарят в небеса на сильных орлиных крыльях.

Но, к вящему удивлению, Джед заметил, что ничего подобного не произошло. Они брели сначала по Долине, медленно пробираясь на Юг, потом взяли на Запад, чтобы обогнуть гору, останавливаясь на отдых в деревушках или проводя ночь в диких глухих лесах — как простые колдуны-странники, как деревенские лудильщики, или, хуже того, как самые обыкновенные бродяги. Ничего необычного с ними не случилось. И как долго они ни странствовали, никакого таинственного владения они так и не посетили. Посох из дерева дуба поначалу привлекал любопытный взгляд Джеда, но вскоре он убедился, что это был самый обычный дорожный посох, и не более того. Три дня прошло, а потом ещё четыре, но Огион Молчальник так и не произнёс в присутствии Джеда ни одного заклятия, не научил его ни одному магическому стиху, ни одного имени не назвал он.