Игорь Пронин - Трое без документов

Ты хочешь, чтобы я рассказал о себе?

А мне вот неинтересно слушать о незнакомцах…

Патруль привел человек пятьдесят, но почти всех Доломи уже отпустил. Народ обычный — все больше шудры, перепуганные новостями о прорыве фронта и кинувшиеся бежать куда глаза глядят. Удивительно, как слухи распространяются по Степи с такой скоростью? Вернувшемуся с ужина начальнику станции осталось только бегло просмотреть список и коротко переговорить с командиром патруля. Не бросать ведь обезумевших граждан на произвол их же безумия? Пусть ведет строем до Кларума, там стены высокие и гарнизон большой. Успокоятся — разберутся, как дальше жить. Но оставались еще трое.

— Подозрительные! — коротко сообщил Доломи, поправляя фуражку. — Полагаю задержать, господин Пешти.

— Посмотрим…

Он уже смотрел — все трое стояли перед ним. Люди, двое мужчин и женщина. Выглядят так, что действительно надо бы арестовать.

— Документов не имеют, печатей тоже. Задержаны по одному, — продолжил Доломи. — Сопротивления не оказывали, скрыться не пытались.

— Оно и понятно, куда ты в Степи от патруля убежишь? Ладно, начнем. Вот ты! — Начальник станции ткнул пальцем в худощавого молодого человека. — Как звать?

— Кей Римти. — Задержанный переступил рваными сапогами, звякнула цепь. — Родом из Сароса. Я к морю шел. А документов нет, потому что меня ограбили неделю назад. Печать стерлась, я ведь месяца три в пути, от самой Древли пешком иду.

— Чем занимаешься?

— Я поэт.

— Нет такой профессии… — Пешти укоризненно покачал головой, глядя в вороватые глаза Римти.

— Зато есть такой образ жизни!

— Пишите, Доломи: бродяга. Теперь твоя очередь байки рассказывать, господин…

— Хью Грамон.

Второй задержанный был весьма невысок, широк в плечах и совершенно лыс. Пешти отметил, что выглядит Грамон опрятно, но лишь собственными стараниями — тут и там виднелись аккуратные заплаты.

Аккуратные, но заметные, мужская работа. Перевязь, когда-то довольно дорогая, совершенно истерлась. Было в нем что-то военное.

— Кшатрий?

— Так точно. Переведен из вайшьясов во время Второй Степной.

— Вижу, что не наследственный… Тоже бродяга?

— В настоящий момент — да, — не стал спорить Грамон. — Ищу службу. Документы утерял. Я долго жил на Территориях, и печать…

— Понимаю, понимаю. Вы задержаны. Ваша очередь, госпожа! Женщина, на вид лет тридцати, развела руками, насколько ей позволяли кандалы.

— А что говорить? Звать меня Офа Чандр, иду с Территорий, как вы их зовете. Документов нет и не было, печатей тоже. Хочу просить имперское гражданство. Можно сейчас заявление написать?

— Доломи, пишите: женщина без гражданства, род занятий не определен. — Пешти встал из-за стола и хрустнул пальцами. — Все, уводи. Дождемся разъезда, с ними и отправим.

— Так что, это запрещено что ли, гражданства просить?! — возмутилась госпожа Чандр. — Сами же пишете: «В целях заселения Степи, по Высочайшему Указу»!

— Пишем, пишем. Это хорошо, что ты такая грамотная, — кивнул Пешти, накидывая френч. — А еще пишем, что обращаться с заявлением нужно к пограничным властям.

— Ага, найди их в Степи, этих ваших пограничников! Они там только сами себя охраняют!

Доломи поднялся во весь свой немалый рост и погрозил задержанной дубинкой.

— Патрульные говорят, она намекала на… В общем, чтобы отпустили. Может, отметить ей в сопроводительной?

— Зачем нам это нужно? — поморщился Пешти. — Кому надо — разберется. Хотя… Вот этому проставь, что особо опасен!

Начальник станции покинул кабинет. Доломи перевел тяжелый взгляд на Хью Грамона. Коротышка только пожал плечами, звякнув цепью.

Если ты не бывала в тюрьме,

Значит, ты не бывала в пути.

Вот счастливица!

Их заперли в одной камере, что тут же вызвало поток проклятий со стороны Офы Чандр.

— Это только до утра! — пообещал Доломи. — А в нужник тебя отдельно сводят, стучи.

— Ага, «стучи»! До утра меня тут на куски, может, порвут! Да еще этот… «особо опасный»!

— Он в цепях. Кричи, если что.

Окошко захлопнулось, в камере наступила тишина. Кей Римти разулся, наполнив помещение ароматом пеших странствий, и печально уставился на рваные сапоги. Грамон, как был, повалился на топчан и прикрыл глаза.

— Воняет-то! — сморщилась Офа. — Иди хоть постирай свои портянки, неряха, тут вода есть.

— Сапог мой правый — парень бравый, прошел немало он дорог, но дошагался и порвался, и больше вынести не смог…

— Чего?

— Сапог мой левый, я не первый, кто на себя тебя надел, но в общем тоже ведь из кожи, и вот протерся, заболел…

— Он что, полный идиот? — Офа посмотрела на особо опасного Грамона. Коротышка, не открывая глаз, фыркнул. — Не поняла…

— Он поэт.

— И что? И я должна сидеть тут всю ночь с придурком и с бандитом? Мама дорогая, бред какой! — Она подошла к зарешеченному окошку, встала на цыпочки. — Кажись, водокачку видно. Станция… Я никогда поездов не видала. А вы?

Никто не ответил, но Офу это не расстроило. Пока она вытягивала шею, стараясь разглядеть хоть что-нибудь еще, поэт наконец оторвал взгляд от сапог, чтобы впиться им в показавшиеся под платьем тонкие икры женщины. Судя по улыбке, которая тотчас появилась на его губах, начался новый приступ вдохновения.

— Только не вслух! — попросил его Грамон. — А то у меня плохие нервы.

— Насколько плохие? — насупился Римти.

— Почти такие же плохие, как твои стишки. А вот этой железкой, — коротышка тряхнул кандалами, — я могу очень быстро сломать тебе шею.

— Поговорил бы я с тобой в другом месте и в другое время… — Поэт даже сплюнул на пол. — Все вы крутые, когда охрана кругом.

Грамон резко сел на топчане, но Римти совершенно напрасно отскочил к двери — глаза кшатрия выражали лишь изумление.

— Это ты сейчас мне сказал, рифмоплет? Мне?

— Ладно, ладно! — чересчур уж громко сказал поэт. — Проехали… Только не надо так.

— В смысле — «так»? — не понял Грамон. — У тебя что, стихи хорошие?

— Стихи плохие… — Римти вернулся на свой топчан, но присел с краешку. — Все же это не значит, что на меня можно голос повышать. Я же не жалуюсь, что меня заперли со шлюхой и…

— Чего?! — Офа, с интересом наблюдавшая за мужчинами, даже подскочила. — Как ты меня назвал?!

— Он больше не будет. — Грамон снова лег. — Он извинится. Только не устраивай драки, пожалуйста.

— Драки? Да я ему просто глаза вырву!

— Прости! — Римти, то ли в самом деле раскаиваясь, то ли из иных побуждений, рухнул на колени и склонил голову. — Ударь, если хочешь, только прости… Сорвалось.

— Я тебе сейчас еще что-нибудь сорву! — Офа схватила сапог поэта и несколько раз хорошенько треснула его по макушке. — Что б ты сдох, сволочь! Маму свою так называй, понял?!