Ярослава Кузнецова - Химера

— Васк, твою мать, смотри за дорогой! Ушиблись? — он помог ей вернуться на сидение, задержал горячие пальцы на локте. — Не бойтесь, прекрасная госпожа, теперь все будет хорошо. Мы наведем порядок на Южном Берегу, вышвырнем Лестан к чертовой матери, щелкнем по носу Фервор, забудут соваться к нам.

"К нам"! Рейна нахмурилась и выдернула локоть из макабринской хватки. Они уже считают Марген-дель-Сур своим!

— Если бы нас раньше позвали на помощь, не пришлось бы вам, нежной юной девушке, пройти такие ужасные испытания. Но теперь все будет хорошо.

Лавенги спустили своих псов. И даже пытались собственноручно вытащить ее, Амарелу, не понятно, правда, зачем. Ей очень хотелось расспросить Макабрина подробнее, но она боялась, что он сложит два и два и узнает в бритой налысо замурзанной девчонке королеву соседней страны.

— Фил, башку тупую отвернул, быстро! Нечего таращиться. Сейчас побежишь пешком за машиной. — Кавен разжал кулак, видимо, еле справился с желанием влепить оруженосцу подзатыльник. — Извините, прекрасная госпожа. Дисциплиной мы сегодня похвастать не можем.

Рейна комкала фольгу. "Сполох" оставил позади предместья и теперь катился по городу. Кавен помолчал, сжимая и разжимая пальцы, потом спросил:

— Прошу прощения за бестактность, но… какими духами вы пользуетесь?

— Что? — она ожидала любого вопроса, но не этого.

— Я слышал, существуют такие духи… ну… вызывающие… как бы сказать…

Макабрин, офицер и просто здоровенный самец, замялся. А у Амарелы в голове вдруг сложилась мозаика.

— А-а… — сказала она. — О-о…

— М? — он поднял бровь.

— Это сагайский божок… как их там называют… забыла. Это он. Я спряталась на барже с землей.

Макабрин прищурился, начиная понимать.

— На барже с землей? Которая сегодня пришла в Маргерию. Дедовы люди как раз ее встречать сегодня должны.

— Я была ранена, когда спряталась на барже. Этот… божок вылечил меня… я его видела. Это не духи, это сагайское благословление!

Врагу не пожелаю такого благословления! Она с новым испугом уставилась на Макабрина.

— Так, так, — пробормотал он. — Я-то думал, это сказки. Ну, скажу я вам, действует это благословление как хороший гипноз… мозги отключаются. Не бойтесь! — он поднял ладонь. — Я вас не трону и другим не позволю. Вам надо отсидеться, пока это… благословление не выветрится. Сколько оно будет держаться?

— Не знаю…

— Ладно, у нас есть еще завтрашний день, послезавтра с утра мы улетаем. Обещайте слушаться меня, а я обещаю ничего не делать против вашей воли. Лады?

Макабрин обещал ничего против ее воли не делать? А если моя воля — не бомбить Марген-дель-Сур?

Если бы дело было в одном Кавене!

Амарела вздохнула и согласилась:

— Лады.

— Давай сюда! — выкрикнула Мораг. Смоляные жесткие ее волосы были вымазаны в пыли и крошеве зеленых листьев. Военные высокие ботинки нелепо торчали из под вечернего платья, разрез на котором она продрала чуть не до пояса. Между ботинками и платьем — голые ноги с костлявыми коленками, поцарапанные и в потеках грязи.

— Быстро, пока он не плюнул! Лавенг! Тащи свою жопу сюда!

Энери решился и стремительно перебежал залитую полуденным светом улицу, пригибаясь и волоча с собой тяжеленную брезентовую сумку. Камни древней мостовой были покрыты пятнами копоти. Местами гранитные булыжники оплавились, дымились и мерзко воняли химией…

Умирать ему расхотелось.

В несколько кошачьих прыжков он пересек открытое место, перекинул себя через каменную оградку парка и залег рядом с врановой дочерью. Ее напарник — беловолосый, совершенно бесцветный дролери, сидел, привалившись спиной к серым, оплетенным тонкими побегами камням стены и невозмутимо перезаряжал винтовку. Ладони, пальцы и запястья у него были ловко обклеены полосками пластыря.

— Я разумею, он до ночи больше не вылезет, — дролери поднял голову, поглядел на Энери, но исполосованные пластырем пальцы продолжали методично вкладывать патроны на положенное им место.

— Надо выманить. Каррахна, мы тут уже третий день валандаемся. Он несколько домов разнес! Люди погибли.

Когда прорвалась Полночь, прямиком в Ветлушу вывалился огромный серпьент. Хорошая, большая жертва нужна была, чтобы приманить такую тварь. Анарен машинально потрогал щеку и горло — рваные царапины от когтей наймарэ взялись сухой коркой и почти сгладились. Заживает, как на собаке.

С тех пор, как Мораг содрала с него разьяренного Асерли, по нечаянности решив оккупировать со своими людьми ту же высотку, он все думал — какого черта наймарэ не убил его сразу. Когти Асерли могли перервать человеку горло, как пленку рыбьего пузыря.

Наверное тянул время, полуночным сладко чуять страдания. Дотянулся. Получил полную обойму. Хотя, если вдуматься — что ему эта обойма.

Мораг попинала тогда его полубездыханное тело в целях реанимации, цыкнула на мрачных дролери, которые высказывались на тему того, что не худо бы полуночного пришить, пусть он и Лавенг — за такое дело нормальные Лавенги еще спасибо скажут.

А потом Энери, шатаясь, подошел к краю крыши и увидел, кто так страшно ревел на берегу. И как-то сразу стало понятно, кто на чьей стороне и против кого надобно воевать.

— Мораг, успокойся ты, — красноволосый дролери с разбитой мордой — заживающий синяк красивого лилово-желтого цвета смотрелся на точеной скуле дико — приподнялся на коленях, поднес к глазам тяжелый армейский бинокль. Руки у него тоже были наспех заклеены пластырем.

— Етить, какого черта так и не наладили за пятнадцать лет выпуск техники, которая не калечила бы руки. Платиновые часы клепать — так пожалуйста. — он сплюнул, потер правую ладонь о штаны. — Не вижу я его.

— Дай, — Мораг дернула бинокль.

Серпьент несколько суток гонял их, как хорьков, с места на место, рычал, плевался какой-то дрянью, шатал окрестные дома — ярился. Попутно перебили кучу полуночной мелочи. Жители Катандераны, привычные к военным действиям, быстро сориентировались. Военные, которых в городе было полно, развернули технику и организовали сопротивление. Говорят, сам король поднял свою крылатую машину, чтобы вести в бой рыцарские истребители. Энери не видел воздушный бой, только слышал его отголоски. За пару сутолк полуночных тварей повыбили почти всех. Но чертов серпьент застрял на Липовой, как пробка в бутылке — здоровый, страшный, нелепый — и ни туда, ни сюда. Загадил воду в канале, развалил ажурный мост, напрочь распахал детский садик, повывернул деревья.

Танки сюда не подгонишь, обычное оружие его не брало, гранаты только злили. Плевался он метко и погано. Вонял. И жителей никак не эвакуируешь.

В кои-то веки Анарен чувстовал себя при деле. Некогда было задумываться. Надо было действовать — и, желательно, побыстрее.