Пола Вольски - Жена чародея

— Бесчестье той семьи ее не касается. Ее семья — это я, а другой семьи ей не надо! — воскликнул Бренн. — И гнева Грижни ей бояться нечего, потому что я могу защитить ее, и она сама это знает. Пусть лучше побережется сам Грижни!

Леди Верран изумленно уставилась на этого… неуравновешенного мальчишку! Глаза у нее расширились. Определение возникло у нее в мозгу нежданно-негаданно. И она сама не могла поверить в то, что именно так — неуравновешенным мальчишкой — только что назвала своего возлюбленного Бренна. Но слово было — пусть и мысленно — произнесено и закружилось над ней, словно выпущенная из клетки летучая мышь. Впервые за несколько дней она задумалась четко и трезво, а задумавшись, пришла к неожиданным для себя самой выводам.

Она подошла к двери.

— Я ухожу, Бренн.

— Верран, я думал…

— Взвесив все обстоятельства, я считаю, что так будет лучше.

— Тогда ради чего ты сюда вообще явилась? Чтобы посмеяться надо мной?

— Домбулис моего отца ждет внизу? — поинтересовалась леди Верран. Мажордом с глубоким облегчением кивнул. — Вот и отлично. Вернемся домой и позаботимся о твоей руке.

Она бросила последний несчастный взгляд на Бренна Уэйт-Базефа, который как пораженный громом застыл посреди великого множества скелетов, а затем в сопровождении отцовских слуг покинула башню Шевелин и уселась в домбулис.

Вернувшись домой, леди Верран выдержала чудовищное объяснение с разгневанным отцом. Вопреки ее обещаниям впредь вести себя хорошо Дрис Веррас распорядился держать ее в ее собственных покоях под стражей и постоянным наблюдением до самого дня бракосочетания с Фал-Грижни.

В утро бракосочетания небо было таким же пасмурным, как и настроение леди Верран.

Впрочем, тучи на небе останутся ненадолго, на этот счет у нее не было никаких сомнений, — их наверняка разгонит могучая воля великого Фал-Грижни. Разгонять тучи или, если вздумается, скликать их было в его власти.

Вокруг Верран хлопотали прислужницы, но она сама воспринимала эти хлопоты с их непременными ахами и охами апатично. В молчании она облачилась в вышитое подвенечное платье цвета слоновой кости и в атласные туфельки, молча надела несколько самых дорогих и изысканных драгоценностей. Фал-Грижни заранее известил о том, что великое множество драгоценностей, которые традиционно надевают идущие под венец представительницы знатных родов города, не в его вкусе. Поэтому Верран пришлось отказаться от ослепительного ожерелья и драгоценного пояса, доставшихся ей от матери. И вместо шитой золотом фаты, в которой венчалась еще ее бабка, она надела прозрачное покрывало, усеянное крошечными бриллиантами. Сравнительная безыскусность всего наряда в целом пришлась по душе Фал-Грижни, сама же леди Верран отнеслась ко всему этому равнодушно, потому что у нее не было ни малейшего желания угождать своему внушающему ей ужас жениху. Женщины расчесали ей волосы, но не стали над ними излишне мудрить, и это было к лучшему, так как длинные волосы Верран в этом и не нуждались. В качестве заключительного штриха одна из прислужниц коснулась щек леди Верран румянами, чтобы скрыть бледность, естественную после бессонной ночи.

Верран посмотрела на себя в зеркало. Прислужницы сопроводили этот осмотр возгласами восторга, напоминающими радостный птичий щебет, но сама невеста словно бы ничего не слышала. Ей были безразличны и подвенечное платье, и фата, и даже стремительное превращение из обычной хорошенькой девушки в истинную красавицу, которое она претерпела. Вглядываясь в собственные глаза, она читала в них уныние и печаль, растерянность и глубокий страх. Леди Верран выпрямилась и поджала губы. Кем бы ни оказался на самом деле ее супруг — чародеем, призраком или сыном Эрты, — он не должен заметить ее страх и не должен этому страху порадоваться.

Одна из прислужниц подала Верран букет бледных лилий с кремовыми лепестками. Эти цветы были традиционным знаком прощания новобрачной с отчим домом. При выходе из дому в ожидающую карету или домбулис было принято метить, рассыпая лепестки цветов, свой путь. Верран механически проделала то, чего от нее ждали, — она обрывала холодные лепестки и выпускала их из рук. Их летучий аромат окружал ее; следом за ней размеренным шагом выступали прислужницы. Когда она в последний раз переступила порог собственных покоев, дожидающиеся за дверью музыканты присоединились к процессии и заиграли на своих инструментах. На мгновение леди Верран показалось, будто все это — всего лишь детский спектакль в домашнем театре, но тут же она подумала о происходящем иначе: свадебное шествие показалось ей похоронной процессией, и ее шаг дрогнул.

Церемонно она вышла из главных ворот дома на набережную канала, где уже собрались члены семьи и слуги, все в праздничных одеяниях. Верран раздала слугам серебряные монеты и выпила пряное вино из фамильной чаши рода Веррасов. Все это она проделала правильно, но несколько отстраненно, и без каких бы то ни было признаков подлинных чувств заключила в объятия отца и мать.

Несмотря на внешнюю отстраненность от происходящего, леди Верран заметила, что ее многочисленные дядюшки и тетушки выглядят несколько растерянно, а двоюродные братья и сестры — и просто мрачно. Одна из прислужниц, не сдержавшись, разрыдалась. А вот ее родители, напротив, явно радовались событию. Лорд Дрис Веррас и его слуга сияли от гордости или от ощущения собственного триумфа — трудно было определить, от чего именно. Дрис Веррас поглядывал на дочь с откровенным умилением. Она была хороша собой, добронравна и послушна — и все это работало на благо семье. Предстоящее замужество воссоединит благородный род Веррасов с еще более благородным и бесконечно могущественным домом Грижни. Более того, свадьба должна была состояться в новом герцогском дворце, а скрепить союз вознамерился не кто иной, как сам Повон Дил-Шоннет, герцог Ланти-Юма. Герцог Повон выразил такое желание, судя по всему, из-за того, что речь шла о воссоединении двух наиболее знатных семейств города. Из-за этой неслыханной чести, оказанной ему, лорд Дрис Веррас едва не сошел с ума. Подумать только: жених поначалу хотел было отказаться от герцогской милости!

Фал-Грижни, которому хотелось сыграть тихую и неприметную свадьбу, цинично сформулировал свое нежелание подчиниться герцогской воле таким образом: предложение герцога было вызвано его собственной гордыней, которая, вкупе с чрезмерной расточительностью, уже принесла столько горя и городу, и стране. Не согласный с новыми налогами, введенными герцогом затем, чтобы завершить возведение собственного дворца, — налогами на рядовое население и поборами со знати, — Фал-Грижни поначалу распорядился о том, чтобы свадьбу сыграли на маленьком островке в лагуне Парниса, принадлежащем обществу Избранных. И лишь совместными усилиями Дриса Верраса и целой вереницы эмиссаров герцога его удалось в конце концов, после отчаянного сопротивления, заставить покориться герцогской воле. В итоге бракосочетание все-таки решили провести в герцогском дворце, что невероятно льстило роду Веррасов. А малышка Верран? Вне всякого сомнения, она готова была смириться с любым выбором; в конце концов, в этом и заключался ее долг. Превратившись в леди Грижни, она получит возможность всячески способствовать преуспеянию дома Веррасов. Таким образом дочь с лихвой должна была окупить силы и средства, потраченные на ее воспитание!