Николай Басов - Игра магий

С этим-то как раз все получилось удачно. Уже на обед и Несвай, и Датыр устроили такую неведомую ранее на борту «Раската» разнообразную и восхитительную трапезу, что под вечер в каюту к Сухрому, который валялся на своей койке, заглянул Виль.

— У нас перегруз, — начал он, покашливая от неуверенности и усаживаясь на единственный на всем кораблике стул, — небольшой, но все ж… Бороться с этим следует более сильной работой на крыльях. Мне каждый матрос нужен. Может, этот ваш… денщик коком заделается и для команды тоже?

— Виль, ты это сам придумал? — спросил рыцарь. — Или подсказал кто?

— А тебе это нужно знать, рыцарь? — Капитан вздохнул. — Луад подсказал, а ему, наверное, циклопа твоя. Сам же знаешь, он вокруг нее трется. Похоже, влюбился парень.

Рыцарь, как его заело поутру думать лишь о том, куда теперь нужно держать путь, так и не вынырнул из своей сосредоточенности. Поэтому он ответил автоматически, чтобы сказать что-нибудь, что не выдает его подлинных мыслей и тревог:

— Не выйдет у них ничего, слишком они разные. Да и мы — справим дело и разойдемся-разлетимся в разные стороны.

Но замечание это капитан воспринял всерьез. А может, хотел все-таки добиться более важного для него решения, которое должен был принять Сухром.

— Это-то понятно… Ты вот что скажи, рыцарь, как с готовкой будет?

— Я могу лишь спросить об этом у Плахта. Сам же знаешь, мне Несвай не подчиняется, он денщик генерала, но могу обещать, что прикажу кухарить на всех моего Датыра.

— Это, осмелюсь заметить, сэр, не одно и то же.

— Ты не понял, когда Датыр примется орудовать на камбузе, Несвай определенно не останется в стороне. Сам придет и предложит помочь, а после, несомненно, вытеснит Датыра, которого я об этом обязуюсь предупредить. Результат будет, какого ты хочешь добиться.

Так и вышло. Уже к обеду следующего дня стало ясно, кто в действительности управлял всем на камбузе. Каша была иной, чем вчера, будто бы и не из того же проса сваренная, даже солонина отдавала душистым запахом, а привычно подкисшее вино предстало во всем блеске чистоты, отлично утоляя жажду.

Генерал, который провел ночь в одной из небольших кают, предназначенных для служанок Госпожи, поднялся очень рано, по своему обыкновению, и, когда рыцарь вышел на палубу, уже широко и удобно сидел с Крепой и Датыром на палубе. Откуда-то он достал широкую, тонко струганную доску, которую навощил как следует и на которой что-то рисовал, показывая ее время от времени то Крепе, то оруженосцу.

Сухром подсел к ним, тут же получил в руки свою порцию кормежки и неизменный стаканчик, послушал, посматривая на картинку, которую Плахт увлеченно рисовал, и все понял. Он не считался в Ордене знатоком военной истории, но узнал схему сражения при Ныкте, о котором рассказывал генерал, один из классических примеров, когда армия вдвое меньше, чем у противника, сумела окружить и разгромить врага вчистую. И это — после отчаянно трудного перехода через горы, со слонами, чего в той местности никогда прежде не бывало… Крепа слушала как зачарованная. И Плахту ее внимание нравилось. Да и Датыр определенно восхищался рассказом, хотя по своей привычке в присутствии старшего по званию не торопился ни с вопросами, ни с проявлениями своего интереса.

Все-таки у Плахта, как у каждого толкового офицера, был силен дидактический и, можно сказать, просветительский запал. Вот он и нашел небезынтересную для себя тему, которая увлекала и собеседников… Да и Сухрома бы увлекла, потому что, кажется, карлик рассказывал живо, отлично понимая детали, описывая оружие, которое в те давние времена считалось общеупотребимым, объясняя ход соображений, которым противоборствующие полководцы и их офицеры руководствовались.

И все же Сухром слушать Плахта не стал, ушел на бак и стал смотреть вперед, над бушпритом со сложной системой стакселей и блинда, и лишь чуть по сторонам, ощущая на лице свежий ветер, приходящий с левой скулы кораблика.

Смотрел он, главным образом, на очень далекую полоску гор, которыми заканчивалась какая-то невыразительная степь, местами уже оголенная такырами, превращавшаяся в пустыню, которая на нее наползала… Он попробовал собраться и ощутить хоть какой-нибудь лучик неизвестного, другого света, чем эта темная полоса, чтобы узнать, правильно ли они выбрали направление. Ведь раньше так уже было — была искорка, которая почему-то привлекла его внимание цветом, отличным от этого серо-голубого размытого марева, которое, как ему и положено, преобладало на горизонте… Но сейчас Сухром ничего не видел, ничего не мог понять.

Тогда он попробовал прислушаться, потому что ранее, когда он искал Крепу, его очень верно и надежно поддержал звук, который привел его к циклопе. Наконец, он попробовал одновременно увидеть и указующую верный курс искорку и найти в мире звук, который бы его тоже ободрил… Это выматывало не меньше, чем сильная, активная работа двуручным мечом, да еще в доспехах, да еще, может быть, по вязкому песку или по клейкой глине… Но не было ничего, даже намека на требуемую подсказку.

Только свист в снастях чуть усилился, только скрип корпуса «Раската» стал чуть отчетливей. Это значило, что рыцарь уже достаточно нацелился слухом на определение хоть чего-нибудь похожего на зов, на обозначение верности их направления… Тогда он решил, что слышит, кажется, уже и свист ветра над кажущимися безбрежными взгорьями и прочими неровностями степи, которая равнодушно проплывала внизу, на глубине по меньшей мере двух сотен саженей, но ведь этого быть уже не могло! Поверхность была слишком далеко, ни один смертный не мог слышать этот слабый свист на таком расстоянии…

И вдруг Сухром осознал — это буря! Только какая-то странная буря… Он обернулся — на румпеле стоял беспечный Сурль, Луад расхаживал по юту и поглядывал, главным образом, на Крепу, которая по-прежнему сидела с генералом, хотя они уже, кажется, не разговаривали, а каждый занимался каким-то своим делом. Крепа чистила железную оковку своей боевой дубинки, а Плахт лениво ковырялся в каком-то мешочке, то ли табак пересыпал, то ли мелкие деньги считал — не поймешь.

— Капитана — наверх! Сейчас грянет шторм!.. — заорал рыцарь.

И действительно, едва Виль появился на палубе, в халате и с заспанным лицом, как стало ясно, что рыцарь потребовал его правильно. Птицоид принялся носиться, раздавать какие-то малопонятные приказы — то убрать, эти крылья сложить, эти закрепить, а те — чтобы вовсе не было видно, иначе слетят к растакой-то бабушке, если вовсе крепления не поломают…

Все напряглись, Несвай даже ушел в каюту генерала. Только вот Крепе некуда было деваться с палубы, и тогда Луад заботливо приволок ей пару одеял, которые на ней выглядели мелкими, ненужными заплатками. Впрочем, бывалая циклопа завернулась в свой зимний дорожный плащ, который мог бы едва ли не всю палубу закрыть и вот только баллону уступал…