Николай Басов - Игра магий

— Датыр, сколько я… дремал?

— Да чуть поболе суток, господин. С кем не бывает, если хочешь знать мое мнение.

Вот в его мнении, а тем более — в его оправданиях, Сухром од-Фасх Переим не нуждался нисколько. Но выговаривать оруженосцу за чрезмерную заботливость было для него сейчас труднее, чем скрыть раздражение, поэтому рыцарь промолчал.

На западе света было еще достаточно, чтобы хорошо рассмотреть и горы, и какие-то лески перед ними. Вот восток уже наливался теменью, и на небосклоне с той, левой, стороны выкатывали звезды. Они были сейчас вроде тех искр, которые Сухром видел перед Джарсин, и выглядели почему-то теплыми и близкими, может, даже ближе гор, к которым кораблик шел прежним курсом. А где-то у самого обреза облаков на горизонте, с юго-юго-восточной стороны, рыцарь довольно неожиданно для себя обнаружил еще более необычную, странную оранжевую звездочку… Оказалось, он уже забыл, зачем вышел на палубу, зачем решил прогуляться.

Или это была не вполне звездочка? Это мог быть костер — из тех, что на сторожевых башнях заранее складывали пограничные разведчики, чтобы предупредить тех, кого они защищали, о внезапном набеге кочевников… Рыцарь знал, что это на некоторых южных землях еще случается.

Но все же, все же… Чем дольше рыцарь смотрел на эту звездочку, тем крепче становилась его уверенность, что это — не костер, не свет далекого жилища, не звезда даже… И тогда, как он заметил, искорка эта бросила в него, именно в него, рыцаря Сухрома, тонкий свой лучик. Почти ударила в глаза… Теперь Фасх Переим точно знал: свое лордское дело, как выразился генерал Плахт, он снова исполнил, как и то, куда теперь следует двигаться. Уже третий раз в его поиске того, о чем сам рыцарь даже не догадывался, он почувствовал удачу в своем выборе.

Вот тогда-то и выяснилось, что, несмотря на то что он и на палубе-то стоял всего-то считаные минуты, он здорово устал. Вымотался, как после жестокой, многочасовой тренировки. Или даже после сложной, долгой и опасной схватки с настоящим противником в самых невыгодных для себя условиях. Чтобы не показывать эту усталость, он резковато, едва ли не с командным рыком указал найденное направление шкиперу Луаду, который в этот вечерний час стоял на румпеле, и снова отправился спать. Все равно существовать с таким сумбуром в голове было невозможно, как бы он ни крепился перед подчиненными.

И так вышло, что он проспал почти до обеда следующего дня. Зато в способности держать себя достойно заметно окреп и вроде бы был в порядке. Каким-то малообъяснимым образом это подействовало на остальных, даже на команду кораблика.

Когда Сухром выбрался на палубу следующим днем, все отчетливо повеселели, и матросы сидели на баке с каким-то обрадованным видом, будто бы вот-вот собирались запеть, не иначе. А его… бойцы дружно расположились кружком, и к ним, как уже бывало, присоединился Луад. Вот он-то восседал с видом едва ли не торжественным, и, конечно, рядышком с Крепой. Во время общего разговора он не то чтобы совсем не сводил с нее глаз, но поглядывал на нее часто, даже немного неудобно за него становилось — до такой степени терять независимость не годилось, пусть бы и от любви или другой какой глупости, какая с ним, несомненно, приключилась.

В центре кружка неопрятной горкой были сложены грязные миски и остатки еды. Это тоже был непорядок по всем статьям. Заметив взгляд рыцаря, Несвай тут же бросился исправлять упущение, приговаривая:

— Сейчас, сэр рыцарь, принесу и тебе чего-нибудь, у нас еще осталось, я теперь много продуктов от капитана получаю, он сказал, что скоро наш переход закончится.

— Вообще-то он сказал иначе, а именно — будет у нас возможность свежее продовольствие закупить, — пророкотала Крепа.

Она тоже была рада видеть рыцаря, хотя по быстрым взглядам, которые то и дело бросала на Плахта, нетрудно было убедиться, что и сегодня она бы с большим удовольствием потолковала с генералом о давних сражениях и военных походах.

Сухром сел рядом с бородатым карликом, который степенно подвинулся, чуть освобождая для рыцаря пространство. Он держал в руках свою восковую дощечку, но сейчас, вот именно в этот момент, ничего на ней не чертил.

— О чем сегодня рассказываешь, генерал?

— Генерала мне, пожалуй, много, — отозвался Плахт. — Я теперь — всего лишь бродячий солдат, каким и был, оказывается, всегда.

— Не горюй, — усмехнулся рыцарь, — исполним задание, будет и тебе награда, как же без этого. Солдат всегда должен на награду надеяться.

— Я надеюсь… Давно хотел спросить, сэр рыцарь, что это за медальоны такие, коими ты наградил меня и Крепу? Она сказала, что у нее он чуток иной, чем у меня. И конечно, еще вопрос: куда он подевался, когда впитался мне в грудь?

Для достоверности вопроса, будто бы рыцарь и сам этого никогда прежде не видел и не знал, о чем речь, Плахт расстегнул свой камзол почти до пояса, поднял бороду и через нее попытался рассмотреть, что же у него на груди творится? Но там была пара каких-то давних амулетов — что-то зашитое в мешочек из свиной кожи, скорее всего, щепоть земли, взятой так давно и с такого далекого места, что и сам карлик это забыл, и золотая бляха с неровно выдавленной короной, мечами и странными буквами. Наверное, это был родовой знак, которым карлики иногда пользовались в далеких походах в подтверждение своей сложной иерархии, родов, титулов и личной значимости.

Сухром знал, что в расе карликов практически не бывает совсем уж неродовитых, как-то так вышло, что из смертных именно карлики считали себя самым древним народом. А еще карлики помнили не только свой праязык, но и свою родословную, иной раз до сотни поколений в глубину веков, а если принять во внимание срок их жизни, пожалуй, и на тысячелетия. Вот чтобы не забыть этого, каждый уважающий и сколько-то добившийся серьезных титулов и привилегий карлик носил подобные медальоны, которые каждый раз чуть переделывал для себя.

Иногда эти медальоны можно было купить у не брезговавших работорговлей кочевых народов, но случалось это редко — любой из карликов, если ему становилось известно о возможности купить такую ценную вещь, мог заложить все, что у него было, чтобы вернуть эту штуковину своему племени, чтобы она ни в коем случае не досталась чужакам. В общем, с ними было непросто, хотя давно уже к карликам привыкли почти так же, как и ко многим другим расам, пожалуй, кроме людей, которые вообще считались слабосильными, не очень умными, не слишком знающими и к тому же куда как часто — вздорными. Особенно в южных землях и, пожалуй, среди бродячих, кочующих племен.

Рыцарь поймал себя на том, что даже с интересом разглядывает обнаженную и на удивление мускулистую грудь Плахта.