Николай Басов - Игра магий

Таби ела долго, а потом еще и грызла для удовольствия кости, облизываясь, потряхивая крыльями, хотя те все равно сильно мокли под дождем. А Сара отыскала в сумке две фляги, одну с водой, другую с вином, крепким, почти как северная водка, и для начала выпила. Потом нашла в большой сумке перемазанную нунской кровью сумку поменьше, в которой лежали сухари, ветчина, луковица и несколько длинных огурцов. Она съела все, не обратив внимания ни на кровь, которую мелкими капельками вдруг обнаружила на одном из огурцов, ни на запах то ли тухлятины, то ли того же мяса нунов, которое тупой Удод уложил слишком близко к ее запасам еды.

Потом Сара принялась размышлять о ветре и о дожде. Она продвинула свое внимание почти на сотню миль вперед, к континенту, но не нашла просвета, везде было слишком бурно, и ветер дул не в том направлении, которое им было нужно. Этот шторм почти наверняка снес бы их в сторону, и пришлось бы пролететь не проложенные по прямой двести оставшихся лиг, а, пожалуй, на четверть этого расстояния больше. Сейчас Таби не выдержала бы такой полет, да еще в темноте. Она вообще-то хоть и умела ориентироваться при свете звезд, но не очень хорошо. Когда они поднимались в воздух, почему-то мантикоре нужно было видеть горизонт, иначе она могла закрутить такой штопор, что никакие ремни Сару в седле уже не удержали бы.

Поэтому архимагичке пришлось наколдовать некоторые поправки для этого ветра, чтобы он хотя бы к утру стал для нее более благоприятным, а затем она устроилась спать, подтащив к себе Таби-Скум для тепла и чтобы мантикоре было спокойнее. Сверху от дождя она прикрыла себя и морду своей летуньи плащом, вот только крылья ее она не сумела полностью укрыть от влаги, поэтому несколько раз за ночь просыпалась, думая о том, как бы высушить крылья поутру, и чувствуя тяжелое, мясное дыхание мантикоры, которая устроилась мордой у нее почти на плече. Пожалуй, она и забывала в тот миг, что перья и крылья принадлежат не ей, но это было не очень важно… Так и прошла эта ночь.

Под утро Саре приснилась та самая сирена, о которой знали многие моряки и про которую до сих пор рассказывали в портовых тавернах матросские байки. Имени ее, конечно, никто уже не помнил. Жила она на этой скале лет сто назад или около того. Видения умела расставлять очень толково, поэтому вначале корабли частенько попадали на рифы возле ее скалы, и она лакомилась как припасами, которые находила в разбитых корпусах судов, так и любовью выживших после крушения моряков. Известно ведь, что у расы сирен почти не бывает мужчин, им хватает для размножения моряков, они умеют на протяжении сотен поколений не изменяться, даже если моряки и принадлежат к сильным молодым расам, например людям. Дети сирены сначала тоже кормились на этой скале, она обучала их пению и видениям, а потом они улетали, как и положено их породе.

Но однажды на эту сирену устроили охоту купцы, которые тогда ходили тут, проложив удобный путь между оконечностями континента, в разных местах далеко выдававшимися в южном направлении. Да, тогда купцы ходили тут чаще и в большем количестве, чем ныне, это Сара тоже сумела вспомнить.

Правда, другие легенды говорили, что сирена эта оказалась настолько умной и хитрой, что сумела как-то обмануть всех, кто пришел сюда с оружием, сумела выжить и даже сохранила свое место обитания… Тогда корабельщики перестали этот путь использовать, стали обходить скалу за десятки миль, чтобы не попасть под влияние сладких песен и насланных мороков, и эта торговая линия захирела. Вот тогда для сирены настали тяжелые времена. А поголодав немного, покормившись одной рыбой и соскучившись окончательно, она сама улетела куда-то… Кто-то из стариков говорил даже, что переправилась она дальше, к Южному уже континенту, к тем скалам, где обитали только мантикоры, драконы и самые дикие краснокожие нуны. Вот только что она там делала и каково ей приходилось в тех местах, никто, конечно, объяснить даже и не пытался.

Саре приснился сон, что сирена эта, дождавшись очередного корабля, почему-то не стала его ломать о скалы, а уплыла на нем в какой-то из вполне обжитых портов, влюбившись в молодого помощника капитана, который согласился на эту любовь, потому что сирена обещала ему помогать с ветрами. А с таким умением и ее удачей, разумеется, каждый пусть и молодой шкипер очень скоро должен был дослужиться до полного капитана, потому что мало найдется арматоров, которые отказали бы в повышении такому мореходу.

В общем, сон получился длинный, путаный и какой-то дурной. Сара, когда стала просыпаться окончательно, решила, что это все глупость, потому что не могло так выйти, и для сирены одного даже молодого и здорового парня было бы маловато, и к тому же слишком сирены в общем-то некрасивы и глупы. Даже умея принимать разный вид, то есть используя свое умение насылать видения, у них толком не получается этот дар использовать, чтобы поселиться на сколько-то обжитых берегах, среди цивилизованных народов…

Поднявшись на ноги, Сара обнаружила, что Таби уже давно не спит и грызет вчерашние кости. И все же для нормального перелета она была еще недостаточно сытой. Пришлось архимагичке отдать ей собственные припасы. Но когда она потянулась за водой, выяснилось, что во сне они с мантикорой эту самую флягу, сделанную из тонкого серебра, раздавили. Это было плохо, очень плохо, потому что пить перед полетом Саре хотелось. Тогда она подняла свой плащ, влажный после дождя, и выжала по примеру всех моряков всех времен влагу в рот, сдабривая это не очень чистое питье приличными глотками вина. Получилось — не очень, зато она теперь твердо знала, что до континента дотянет без приступов жажды, и к тому же почувствовала решимость и прилив сил, быть может, хмельных.

Едва солнце стало подниматься над горизонтом, Сара встала на северной оконечности площадки и бросила магический взгляд вперед. Ветер после ее колдовства перед сном, а может, и по собственной прихоти, был почти идеальный — сильный, упругий, верный ветер… Тогда она заторопилась и стала понукать Таби к полету. Та была не очень расположена подниматься для еще одного, уже четвертого за последние дни перелета, но ей пришлось покориться, пусть и не сразу.

Взлетать было непросто, они попробовали сначала, и вдруг Таби заартачилась, приостановилась, делая вид, что испугалась конца этой самой площадочки, с которой они пробовали взлететь, или засмотрелась на бьющие о скалы волны внизу, под обрывом… А Сара знала, что сердиться еще нельзя, если бы она впала в раздражение или злобу, тогда мантикора и вовсе бы решила, что ей нужно от архимагички обороняться, и не стала бы ее слушать, рычала бы, махала лапами, отбиваясь от мнимой угрозы, но ни за что бы не полетела. А ветер следовало ловить, как говорят моряки…