Кэтрин Фишер - Скарабей

— Обыскивают святилище. По приказу Аргелина.

У нее в глазах стояли слезы. Он с удивлением услышал ее шепот:

— Сетис, неужели это я во всем виновата? В том, что Оракул разрушен и всё погибло? Крисса сказала…

— Ах она, хитрая лиса! Ты ее нашла?

— Она пряталась здесь.

— Чушь, Мирани! — Он взял ее за руки и вдруг подумал: как мало он ее знает, как все-таки они далеки. — Это натворил Аргелин, а не мы. Ты Гласительница, Мирани. Ты слышишь Бога! Мы делаем то, чего он от нас хочет.

Она посмотрела на него словно бы издалека, будто отступила на шаг. Но он все еще держал ее за руку, наконец сам заметил это и неловко отпустил.

Они отвели взгляды друг от друга. Мирани сказала:

— Я хотела поговорить с тобой у ворот. То, что ты затеял, Сетис… это слишком опасно.

Он не сразу нашел ответ. Потом взял ее за руку и повел к статуе.

— Забери это с собой. — Он сунул шкатулку ей в руки, закрыл каменный сундук. — Отведи остальных во внутренний двор позади Храма. Туда, где стоят повозки.

Мирани кивнула.

— Это не… из-за меня?

Он пожал плечами в своей манере, раздражающей высокомерием многих.

— Конечно, нет. При чем тут ты?

Девушка молчала. Он знал, что не дождется ответа, поэтому торопливо продолжил:

— Спрячьтесь и ждите моего сигнала. Пусть никто не видит Алексоса.

Она смотрела на шкатулку. Потом подняла глаза:

— Прости, что втянула тебя в это.

— Не за что. Я ни о чем не жалею.

— Ты только так говоришь. Рисуешься.

— Нет, это правда.

Мирани с трудом выдавила улыбку.

— Твой отец и Телия ушли в Порт.

По его спине прополз холодок. Он не обратил на него внимания.

— Я доверяю Богу, Мирани.

Она посмотрела на пустой пьедестал.

— Правда, Сетис? Когда-то я не верила, что он существует. Тогда это было легко. Но теперь я знакома с ним, он человек, и, как все люди, он… непредсказуем. Делает, что хочет.

— Но он на нашей стороне, верно? Он нас не подведет.

Мирани улыбнулась ему, как ребенку, сказала что-то ничего не значащее. На миг он в ужасе подумал, что сейчас она возразит ему, но она заговорила — и голос ее был задумчив.

— Чудесно, наверное, испить из Колодца.

— Да.

Она плотнее запахнула темную накидку. Ночь за окнами начинала бледнеть. Мирани сказала:

— До свидания, Сетис.

И ушла.

Он развернулся на каблуках и пошел навстречу заре, не зная, почему сердится, откуда взялся этот страх. Минут десять он отдавал приказы, и наконец работа закипела: в смятении сновали перепуганные писцы, рабы, склонив головы и сгорбившись, грузили найденное добро. Когда повозки были наполовину полны, он увидел Аргелина. Тот вышел из Верхнего Дома и стоял на террасе, глядя в море. Лицо генерала было угрюмым, жестоким.

На горизонте восходящее солнце окрашивало пелену тумана красным огнем.

Первая повозка была готова в путь. Мирани, спрятавшаяся под сандаловыми кустами, видела, как Сетис подошел ближе и отдал какой-то приказ. За ним шел раб с огромным тюком материи; Мирани узнала желтый шелк, который купцы Джамиля привезли несколько месяцев назад и разложили у ног Гермии как дар Оракулу. Теперь раб бросил его в полузагруженную повозку.

— Хватит. Принеси брезент.

Раб возразил:

— Сюда еще что-нибудь войдет, господин.

— Я сказал — хватит! — Послушай-ка его, — шепнул Мирани на ухо Орфет. — Как он лихо распоряжается.

— Орфет, ты несправедлив к нему, — сказал Алексос.

Толстяк буркнул:

— Просто человек иногда привыкает, Архон. Вот и всё.

Мирани смотрела на повозку и вспоминала разговор с Сетисом.

«При чем тут ты?» — сказал он. От этих слов она обиделась. И все-таки поняла, что он всегда так нахально вскидывает голову, когда чувствует себя загнанным в угол.

Раб принес брезентовое полотнище, накрыл повозку и привязал.

— А теперь вернись и принеси мне сфинкса. — Сетис сверялся со списком; перо оставляло на пергаменте мелкие пометки. — Ониксового. Быстро! — Раб утер пот и затрусил в Храм.

Сетис оглянулся и тихо позвал:

— Мирани!

Они неслышно выскользнули из укрытия, и их тотчас же окутала предутренняя дымка. Орфет только успел поднять Архона, а Крисса уже проворно юркнула под брезент. Да так, что Сетис сказал:

— Присматривайте за ней.

— Присмотрим, — пообещал Орфет, уложил шкатулку, потом подхватил Мирани. — Скорее, девочка.

Под брезентом было невыносимо жарко, стоял удушливый запах корицы. Когда сверху улегся Орфет, повозка качнулась, под осью что-то хрустнуло. Музыкант выругался, и тут же над краем повозки показалось лицо Сетиса.

— Молчи. Лежите тихо. Если вас найдут, будем драться. Там…

Он отпрянул. Послышалось тяжелое дыхание. Мирани услышала голос раба:

— Не забудь вот это.

— Я сам понесу. Садись и правь.

Шорохи. Приглушенно фыркнул бык. Повозка накренилась.

И поехала.

Лицо Мирани уткнулось в мешок с чем-то металлическим, к спине прижалось жаркое тело Криссы. В ногах свернулся клубочком Алексос. От духоты перехватило дыхание.

Повозка, качаясь, покатилась вниз со склона горы, и Мирани поняла, что они достигли церемониальной дороги к Мосту. Казалось, прошли века, и тут колеса наконец застучали по деревянному настилу. Мирани лежала, прижавшись ухом к деревянной обшивке, и грохот едва не оглушил ее. Сквозь узкую щелочку виднелась дорога, в горизонтальных лучах восходящего солнца от камешков падали длинные тени.

Остановка. Голоса. Сетис что-то ответил, и повозка загрохотала дальше, теперь уже по шуршащему коричневому песку, присыпавшему дорогу. Они пересекли Мост. Каким образом Сетис доставит их в Порт? Мирани хотела спросить Орфета, но не посмела. Даже шевельнуться было слишком опасно. Под перестук скрипучих колес она отважилась тихонько шепнуть:

— Мы сможем выскочить?

— Даже не думай. — Над левым ухом раздавалось хриплое дыхание Орфета. — Разве что убьем раба.

Вдруг послышались крики. Повозка бешено дернулась, накренилась. Мирани едва дышала от страха. Никогда им не добраться до Порта.

И тут, с оглушительным треском, от которого Крисса взвизгнула, в дюйме от глаз Мирани в брезент вонзился и взрезал материю кончик острого ножа. Просунулась рука, пошарила и дернула.

В щель пробился дневной свет.

И показался чей-то холодный зрачок. Он заглянул прямо в глаза Мирани.

Грабитель обернулся и закричал: — Свяжите их! Живей!

Кривые сабли, нацеленные на Сетиса и раба, исчезли в ножнах, разбойники достали веревки. Сетиса сбросили на землю, он с глухим стуком упал на пересохшую почву пустыни.

— Это грабеж, — хрипел он. — Господин Аргелин…

— К чертям Аргелина. — Ему заткнули рот грязной тряпкой, связали руки за спиной. Он брыкался и вырывался, стараясь, чтобы раб это заметил.