Анджей Спаковский - Дорога без возврата

Анджей Сапковский, AL польской фэнтези, явился на свет под знаком Близнецов чертовски давно тому назад. Во всех занятиях, действиях и профессиях, которыми он занимался в жизни, он всегда оказывался enfant terrible. К сожалению, к фантастике он обратился очень поздно, чтобы у любителей этого жанра, так называемых «фэнов», слыть кем-то иным, нежели дряхлым стариком. Впрочем, Сапковского не волнует мнение так называемого «фэндома», ибо вышеупомянутый фэндом он считает чем-то вроде почитателей Скрипящих Скрипунов и Болтливых Болтунов, то есть группировкой, которая с точки зрения значимости для страны и народа далеко отстает от Союза Заводчиков Мелких и Пернатых Животных.

Имеет место мнение, будто Сапковский пишет фэнтези лишь постольку, поскольку не в состоянии написать ничего иного. Некоторые утверждают, что Сапковский ищет в фэнтези бегства от реальности, которая его ужасает. Слышны также голоса, утверждающие, якобы Сапковский страдает легкой формой шизофрении и глубоко верит в чары, вампиров, драконов и прочих кощеев, то есть описывает собственные галлюцинации. Существует также значительная группа, считающая, что Сапковский пишет ради денег, ибо он сверх всякого воображения безмерно алчен и жаден. В последнее время пробиваются голоса, склонные считать творчество Сапковского неудачной попыткой понравиться столь же различным, сколь и многочисленным девицам и даже замужним дамам.

Поскольку сам автор отказывается комментировать истинность вышеприведенных мнений, постольку проблему подвергли анализу серьезные критики фантастической литературы, однако они не пришли ни к какому серьезному выводу, ограничившись исключительно тем, что окрестили Сапковского постмодернистом. Писатель почувствовал себя оскорбленным таким эпитетом и заявил, что его эротические склонности есть его личное дело и что если кто-то считает себя невинным, то, пожалуйста, он не возражает, пусть тот бросит в него камень.

Ну а коли уж пошла речь о наклонностях и предпочтениях, то об авторе «Ведьмака» и «Дороги без возврата» известно, что из животных он обожает кошек, из цветов — цветную капусту, а из чтива — в последнее время граффити на стенах и заборах. Перечень того, что он не любит, во-первых, слишком обширен, чтобы его где бы то ни было публиковать, а во-вторых, постоянно увеличивается.

P.S. Когда Сапковского спросили, как он относится к тому, что на основе его инициалов ему дали прозвище АС, Анджей Сапковский заявил, что прямо-таки ног под собой не чувствует от радости, ибо исключительно по счастливой случайности его не зовут Жаном Октавистом Пейрак-Адамкевичем.

Анджей Сапковский, Берлин, 1992 г.

Сидевшая на плече у Висенны птица что-то проскрипела, взмахнула пестрыми крылышками и, шумно взлетев, порхнула в заросли. Висенна придержала коня, прислушалась, потом осторожно двинулась вдоль лесной дорожки.

Мужчина сидел, привалившись спиной к столбу, вкопанному на развилке, и, казалось, спал. Однако, подъехав ближе, Висенна увидела, что глаза у него открыты. К тому же он был ранен. Сделанная наспех повязка на левом плече и предплечье пропиталась еще не успевшей почернеть кровью.

— Привет, парень, — проговорил раненый, выплевывая длинный стебелек. — Далеко ли путь держишь, позволь спросить?

Висенне не понравилось, что ее назвали «парнем», и она, откинув с головы капюшон, ответила:

— Спросить-то можно, да откуда вдруг такое любопытство?

— Простите, госпожа, — прищурился мужчина. — На вас мужская одежда. А что до любопытства, так оно оттуда, что развилок-то это не простой. Случилось тут со мной... любопытное приключение...

— Вижу, — прервала Висенна, глядя на полускрытое папоротниками, неестественно скрючившееся тело шагах в десяти от столба.

Мужчина проследил за ее взглядом. Потом их глаза встретились. Висенна, как бы откидывая волосы со лба, коснулась диадемы, прикрытой перевязкой из змеиной шкурки.

— Угу, — спокойно сказал раненый. — Покойник. Острые у вас глаза. Небось считаете меня разбойником, верно?

— Неверно, — сказала Висенна, не отнимая руки от диадемы.

— А... — вздохнул мужчина. — Ну да... Но...

— Твоя рана кровоточит.

— У большинства ран такое странное свойство — кровоточить, — усмехнулся раненый. У него были красивые зубы.

— Если перебинтовать одной рукой, кровоточить будет долго.

— Неужто хотите облагодетельствовать меня своей помощью?

Висенна спрыгнула с коня, прочертив каблуком мягкую землю.

— Меня зовут Висенна, — сказала она. — Я не привыкла благодетельствовать. Кроме того, не терплю, когда ко мне обращаются во множественном числе. Встать можешь?

— Могу. А надо?

— Нет.

— Висенна, — сказал мужчина, слегка приподнявшись, чтобы позволить ей развернуть повязку. — Красивое имя. Тебе кто-нибудь уже говорил, Висенна, что у тебя прекрасные волосы? Такой цвет называется медным, верно?

— Нет. Рыжим.

— Ага. Когда закончишь, подарю букет люпинов, вон тех, что растут во рву. А пока перевязываешь, расскажу, чтобы убить время, что со мной приключилось. Я, видишь ли, пришел той же дорогой, что и ты. Гляжу — на развилке столб. Вот этот самый. На столбе доска. Эй, больно.

— У большинства ран такое странное свойство — болеть. — Висенна оторвала последний слой полотна, даже не стараясь делать это мягко.

— Верно, забыл. О чем это я... Ах да. Подхожу, смотрю — на доске надпись. Каракули какие-то. Я когда-то знавал лучника, который ухитрялся, прости, написать на снегу буковки покрасивше. Читаю... А это что такое, мазель? Что за камушек? А, черт побери... Такого мне видеть не доводилось.

Висенна медленно провела вдоль раны гематитом. Кровотечение тут же прекратилось. Прикрыв глаза, она схватила плечо мужчины обеими руками, крепко прижала края раны. Отняла руки — ткань срослась, осталось утолщение и пурпурная полоска.

Мужчина молчал, внимательно глядя на нее. Потом осторожно помассировал плечо, потер шрам, покрутил головой. Натянул окровавленный кусок рубашки и куртку, встал, поднял с земли меч на поясе, скрепленном застежкой в виде драконьей головы, кошель и фляжку.

— Да, повезло, что называется, — сказал он, не сводя с Висенны глаз. — Целительница в самой гуще леса, на слиянии Ины и Яруги, где скорее встретишь вурдалака или, что того хуже, пьяного в дымину лесоруба. Как насчет платы за лечение? У меня, понимаешь, временные трудности с наличными. Букета из люпинов хватит?

Висенна пропустила замечание мимо ушей. Подошла ближе к столбу, подняла голову — доска была прибита на высоте глаз мужчины.