Элейн Каннингем - Дочь Дроу

Три или четыре ребра сломаны, хмуро подумал он, и на мгновение замешкавшись потянулся в сумку за второй бутылочкой. Эта была выполнена в форме застывшего пламени свечи, отблескивая пойманным огнем. Зелье предназначалось для самых критических случаев, поскольку хотя оно и могло вылечить жуткие раны в весьма короткое время, за такое исцеление приходилось платить цену. Быстрое сращивание костей и тканей приносило страшные боли, а магия питалась жизненной силой пациента. Лечение забирало больше энергии и вызывало агонию сильнее, чем могли выдержать многие раненные дроу. Это зелье убивало по крайней мере так же часто, как и спасало.

Но у Нисстира была идея. Он вручил сосуд жрецу, как раз вскарабкавшемуся по склону. «Молись Ваэрауну», приказал он. «Проси Бога Воров украсть жизненную энергию другого живого существа чтобы наделить силой зелье. А если нам повезет», добавил Нисстир про себя, «Лорд в Маске заберет жизнь у порожденного огром человека, который сотворил это!»

Хенг принял бутылочку, и начал молитву, пока маг занялся подготовкой другого рода. Он сорвал длинную зеленую ветвь с захудалого деревца рядом, и отодрал грубую кору. Горлисту понадобится прикусить что-то во время болезненного лечения.

Раненый воин пришел в сознание, остановившись взглядом на огненном флаконе в руках жреца. Одобрительный блеск зажег его глаза, и он жестом указал жрецу использовать зелье тотчас же. Хенг помешкал прервав молитву.

«Давай», приказал Горлист слабым шепотом, отплевывая кровь и наклоняя голову чтобы Хенгу удобней было влить содержимое бутылочки ему в рот. Жрец подчинился, и воин проглотил жгучую жидкость одним глотком.

Мгновенно начались конвульсии. Два других дроу отчаянно и безуспешно попытались удержать его, но Горлист разметал их в стороны, не замечая никого и ничего, погрузившись в бездну агонии, сжигавшей все его тело.

Теперь оставалось только ждать; Нисстир нашел себе удобный камень, и устроился на нем. Он видел много пугающих смертей — большей частью, плодов его собственных планов и действий — но никогда прежде приходилось ему лицезреть таких мучений. Но он наблюдал, бесстрастный, в то время как магическое пламя пожирало изнутри его сына.

Наконец Горлист обмяк и застыл неподвижно. «Он выживет?» осведомился Хенг.

«Уже выжил».

Ответ пришел от самого Горлиста. Воин выплюнул обрывки зеленой древесины, и медленно поднялся на ноги.

Нисстир заметил жажду крови в его глазах, и понял что трудно будет удержать упрямого молодого дроу от погони за человеком, так тяжело ранившим его. Нисстир также мечтал о мести, но ему было нужно, чтобы Горлист сосредоточился на более ценной добыче.

«Я обречен был умереть», объявил Горлист. Он подошел к магу, на ходу отстегивая кожаные наручни. «Ты должен цену моей крови. Поскольку у меня нет наследников, я возьму ее сам».

Нисстир не сомневался, чего потребует воин. «Человек был тяжело ранен», солгал он. «Хоть он и удрал, жить ему осталось недолго».

Его сын отмахнулся от этого известия и высоко поднял руку, повернув ее так, что Нисстир видел тонкую полосу шрама, бежавшую вдоль предплечья.

«Мне нужна она», процедил Горлист сквозь сжатые зубы.

Маг отступил на шаг, на мгновение не зная что ответить. Нисстир обычно давал своим последователям свободу, позволяя им мстить как будет на то желание. Дроу нуждались в фокусе для много поколений взращивавшейся в них ненависти, время от времени им необходимо было выпускать пар. К сожалению, Горлист избрал слишком важную мишень.

«Тогда ты будешь руководить ее поисками», успокаивающе ответил маг. «Но ты не должен убивать ее. Она слишком ценна, как своей магией, так и детьми которые она принесет во славу Ваэрауна. Ты знаешь, как нужны нам в Ночи Наверху женщины дроу. Я не желаю терять ее».

Горлист фыркнул.

«Есть и другие пути усмирить маленькую принцессу», мягко продолжил Нисстир. «Я хочу получить эту женщину, для Ваэрауна и ради собственного удовольствия, но я совсем не прочь поделиться. Со временем, ты получишь свою месть».

Осознав значение слов своего отца, воин посмотрел на него широко раскрыв глаза. Дроу творили страшные жестокости со своими сородичами, и убивали обитателей поверхности просто ради удовольствия, но предложенное Нисстиром абсолютно противоречило негласному кодексу поведения темных эльфов. Ни одна женщина, даже пленница, не могла быть взята против воли. Вековое табу редко обсуждалось, и чрезвычайно редко нарушалось.

Женщины главенствовали в обществе, и все они, даже простой крови, считались смертными воплощениями Лолт.

Но все же… «Мы поклоняемся богу а не богине», рассудил вслух Горлист.

«Ты начинаешь понимать», одобряюще ответил Нисстир. Но уже говоря, он поднял руку, потирая сверкавший во лбу рубин. Он задумался, слышала ли его «союзница» эти слова, и если да, как Шакти Ханзрин отреагирует на такое кощунство.

Это займет время, привыкнуть к необходимости говорить и действовать так, чтобы оставалась довольной жрица богини дроу. Не та задача, к которой Нисстир мог испытывать энтузиазм.

Позже ночью Федор очнулся, дрожа от холода и знакомой болезненной усталости следовавшей за боевой яростью. Пошатываясь он поднялся на ноги, с трудом понимая что произошло. Часто бывало, что берсерки, все еще в плену бешенства, после боя уходили далеко от места схватки, пока не падали от истощения или полученных ран. На сей раз он блуждал долго, поскольку мелкий ручеек, возле которого он сражался, превратился в холодный, глубокий поток, отражавший в беспокойных водах свет высокой луны.

Молодой воин быстро осмотрел свои раны. Голова гудела, кожа на шее пылала болью. Осторожно дотронувшись до нее, он почувствовал вздувшиеся волдыри ожогов, и вспомнил огненный удар мага. Потом Федор обратил внимание на изодранную кожу куртки, на руках прилипшую к телу под действием засохшей крови. Сбросил куртку, и стянул разорванную рубаху, после чего несколько порезов открылись и вновь начали кровоточить. Неглубокие, но все же требующие внимания.

Федор достал из мешка походный самовар — узкий оловянный чайник, любимый рашеми — и зачерпнул из потока воды. Скоро уже вода кипятилась на костре с травами, исцеляющими и приятными для питья. Когда чай заварился, он смочил им тряпку и тщательно прочистил порезы. Одна рука выглядела не так уж плохо, и он как мог перевязал ее. Над другой надо было еще поработать.

Радуясь, что всегда носит с собой запасную флягу огненного вина Рашемена, Федор сделал могучий глоток крепчайшего напитка. Затем взял иглу, и начал зашивать самую серьезную рану. Нелегкая работа, учитывая как дрожали руки от усталости и холода. Федор понимал, что находится на грани; если он не согреется сейчас же, то умрет не менее верной смертью чем от меча дроу в сердце.