Галина Ли - Своя дорога

Вот это я понимаю – хоромы! Наверняка строители предусмотрели все – вплоть до амбаров и конюшен.

Прислуга распахнула дверь и отодвинула в сторону белоснежную хлопковую занавеску, пропуская нас в гостевые покои. Свет зажегся, как только женщина хлопнула в ладоши.

Комнаты мне понравились еще больше. Не загромождено мебелью, но есть все, что требуется. Опрятно, воздух, несмотря на то, что мы под землей, чист и свеж. Не то что на улице.

Покои соединялись с еще двумя комнатами поменьше – в одной мы нашли небольшой, наполненный прозрачной водой бассейн, а во второй... нужник. Замечательно. Люблю, когда удобства в доме.

За обедом, довольно скромным, Риз посоветовал нам не ходить в первый же день на поиски проводника. Все равно из города не выпустят – за его пределами расположились княжеские войска, отстреливающие из арбалетов любого беженца.

– Князь вспомнил о безопасности своего народа, как только ему доложили о начавшихся смертях. Правда, не так, как ожидали, – с горькой желчью сказал, словно выплюнул, Рис.

В беседе мы поначалу были лишь слушателями. Сам милитес так объяснил свою разговорчивость:

– С тех пор как болезнь пришла в Сырт, общаться стало не с кем – все забились в норы, как крысы.

Мне же показалось, что Рис просто не в состоянии больше удерживать в душе то, что накопилось за страшные дни мора.

Слова неохотно срывались с кривящихся губ мужчины:

– Горожане попрятались по своим комнатам и боятся! Они опасаются всего: врачей, друзей, родственников, незнакомых вещей, кошек, собак. Даже воздуха и собственных мыслей! Улицы опустели, а храмы переполнились трупами. Матери теряют детей, сыновья – отцов! Но вот что интересно – в сердцах людей нет места для жалости!

Рассказчик остановился – оросить пересохшее горло красным вином.

Гробовую тишину подземного жилища на миг разбил звон соприкоснувшейся гранями хрустальной посуды.

– Нет жалости ни к друзьям, ни к родным – ибо она опасна! Нарушены все законы природы и любви... Стоит кому-то заболеть, как его или выгоняют на улицу умирать, или закрывают в каморку, кидая еду через щель, словно собаке. – Милитес горько усмехнулся, – А толку? Они все равно не найдут спасенья! Сойдут с ума от страха и одиночества.

Наконец поток слов иссяк, и милитес мрачно изрек:

– Жрецы говорят – это наказание за наши грехи. Ну какие грехи могут быть у годовалого младенца?! – Хозяин откинулся на спинку дивана, помолчал, и глухо, словно в трубу, сказал. – Самые мудрые или самые отчаявшиеся уходят жить в гробницы, не дожидаясь крюка похоронщика.

– Но вы, Рис, не испугались и пошли встречать корабль. Значит, не все превратились в крыс, – напомнил я, желая хоть как-то подбодрить земляка.

Милитес криво улыбнулся:

– Поверьте, чтобы выйти на улицу, мне пришлось не раз напомнить себе, что я мужчина.

Притихший на время рассказа сирин неожиданно встрепенулся и полез за пазуху:

– Сударь, не опишете ли вы, как развивается эта болезнь?

Рис задумался, а потом принялся перечислять с дотошностью бывалого лекаря:

– Сначала появляется лихорадка, и на человека наваливается тоска. Потом приходят бешенство и ярость. Начинает болеть сердце, сохнет и чернеет язык. Покрывается черным потом тело, моча, и та чернеет. Постепенно кровь становится словно уголь, а по телу расползаются пятна – кровоподтеки. Через четыре дня человек умирает. И когда он испускает последний вздох, его тело становится, словно головешка. Как выглядят трупы, вы знаете.

Бесстрастный тон, которым наш новый знакомый говорил о признаках страшной болезни, противоречил расширенным во всю радужку, как у кошки, зрачкам. Видно, не один труп вынесли из дома земляка. Было время запомнить симптомы. Даром, что из слуг только девица да привратник.

Агаи прекратил черкать в книжице, быстро пробежал глазами написанное и спросил:

– Есть случаи выздоровления?

Рассказчик покачал головой:

– Нет. Умирают все, кто заболел. Но вот болеет не каждый. Один на сотню не заражается.

Мужчина снова опрокинул в себя бокал, поднял брови, словно удивился чему-то, и сказал:

– Я, например!

Да, погано тебе, приятель. Иногда ожидание смерти хуже самой курносой.

Аптекарь немного помялся, но все-таки решился на еще один вопрос:

– А магия помогает?

Рис снова задрал брови:

– А что, среди вас, господа, есть маг?

Сирин бесстрашно кивнул:

– Да. Я!

Риз пьяно приложил палец к губам:

– Тццц!.. Тогда тебе стоит об этом молчать! На днях наши уцелевшие граждане вместе со жрецами решили – все зло от колдовства! Болезнь – наказание богов, ее нельзя лечить, надо лишь принять с должным смирением.

Ха! Знаю я таких агнцев! Наверняка, стоит только найти средство от заразы, как юродивые палачи первыми прибегут лечиться! А потом объявят, что им помогли вера, жертвоприношения и молитвы. Интересно, сколько храмов за время болезни успели возвести?

– И давно у вас эта напасть? – задал я вопрос.

У меня теплилась надежда, что пик мора уже миновал.

– Почти двадцать дней, – ответил хозяин, потянулся за новым стаканом, выпил, а потом посмотрел на сирин хмельным взором. – Не боитесь смерти, сударь?

И, не дождавшись ответа, рассмеялся:

– Пустое! Все – пустое! Все умрем! Недолго осталось.

От этого горького, словно полынь, смеха у меня мурашки пробежали вдоль позвоночника.

Что и говорить, утешил, спаситель. Вот что я скажу – плохо на вас, милитес, действует спиртное!

Потом мы поговорили о том, что случилось в Наорге за время восьмилетнего отсутствия Риса. Он сначала жадно слушал, потом расспрашивал о родственниках и бывших друзьях. Надо сказать, не все они пережили последние годы, а одному кузену, отрастившему длинные зубы, я лично помог успокоиться. Это печальное известие скрывать не стал. Рис принял новость спокойно и только вздохнул:

– Говорил же ему – надо бежать, не послушался.

А потом посмотрел на меня с любопытством и словно невзначай поинтересовался:

– Ну а вас, Дюс, что толкнуло в столь дальний путь? Вы, кажется, неплохо ладили с его величеством.

Надо же, со стороны так пьянь-пьянью, однако вопросы с подковыркой задавать не забывает!

– Он отказался выполнить одно задание, которое очерняло честь дворянина, – ответил за меня Агаи, а я лишь подтвердил его слова молчаливым кивком.

– Да, – задумчиво произнес Рис, – честь в Наорге слишком дорогое удовольствие.

Потом мы еще долго сидели за столом. У меня создалось впечатление, что хозяин сполна пережил ужас и муки того самого одиночества, о котором нам говорил. И теперь, устав страдать, пустил на порог первых попавшихся гостей, которые не несли на себе печать смерти.

Под конец, выпив еще три графина вина, Рис тихо уснул прямо на диване. Заботливая служанка принесла плед и укрыла ноги своего господина.