Сергей Малицкий - Карантин

— С тобой все в порядке?

Людка, от макушки до пяточек, от самого неприметного жеста до последнего завитка светлых с позолотой волос сделанная собственными руками, выстраданная и слепленная потом и кровью, отбросила полотенце и расправила плечи. Мозольная и заслуженная красавица.

— Есть сомнения?

Гудение в ушах уже прошло, да и холодный душ сделал свое дело, и Павел, пожалуй, чувствовал бы себя неплохо, если бы не туман, который стоял у него в голове. Не из-за удара странного оружия — из-за событий, скатившихся на него лавиной.

— Сомнений нет, просто ты какой-то… потерянный, — Сухощавая сменщица Томки пожала плечами, прикусила губу. А ведь раньше бросилась бы Павлу на шею, заболтала ногами, заорала бы на весь клуб — Пашка пришел! — пусть даже он появлялся в спортзале через день.

Пару лет назад, когда бизнес твердо встал на ноги, Павел вспомнил увлечение кэндо, прибился к фехтовальщикам, в клубе появляться перестал, отдал клубную карту Дюкову, затем в его жизнь пришла Томка, а там и растаяли прежние дружбы. Забыл он как-то сразу обо всех. И о Людке тоже. Хотя с днем рождения поздравил. Как и прочих.

Людка подошла на шаг, подцепила ногтем Томкино украшение, которое Павел повесил на шею, — серебряный поцарапанный диск с едва различимым рисунком.

— Томка, конечно, девочка со вкусом, но такую ерунду носить… Подарила?

— Забыла, — отрезал Павел, убирая диск под рубашку.

— Чего приперся? Томки не было сегодня.

Спросила нарочито грубо. Но не развернулась, не пошла знаменитой кошачьей походкой, которая однажды заставила Шермера махнуть рукой на привычную сдержанность, догнать и обхватить руками гибкое тело. Не пошла — знала, что далеко ей до Томки. Ну до Томки всем было далеко. Даже те, кого сам Павел числил по разряду отчаянных и неукротимых, не решались выкинуть какое-нибудь коленце при случайной встрече. Томка внушала невольное уважение. И восхищение, наверное.

— Покажи мне ее… шкафчик. Где она переодевалась?

— Какой шкафчик? — Людка недоуменно нахмурила лоб. — Это тебе что, ваша фехтовальня? У нас все цивильно. Офис. А что случилось-то? Куда она пропала?

— Почему пропала? — поднял брови Павел, — Дела у нее. Мне нужно забрать ее вещи.

— Вещи? — Людка хмыкнула. — Тогда пошли. Только быстро, у меня скоро шестичасовые заступают. А что с ней? Надолго она там? Ну там, где у нее дела? Костик уже рвет и мечет. Вовсе может твоя женушка место потерять. Девчонки сейчас почти все в Турции. Подработки, сам понимаешь…

— Люда! — повысил голос Павел, — Я спешу.

— А я — нет, — прошептала она чуть слышно, шествуя вдоль зеркальной стены, в которой отражались тренажеры и потеющие на них редкие атлеты, но он услышал. Без привычного куража она не просто выглядела слабой и беззащитной Людкой, которую он успел когда-то почувствовать и отчасти пожалеть, но была еще слабее и беззащитнее. Для него. И он понял несказанное и, следуя за Людкой через никелированные внутренности оздоровительного царства, почувствовал, что Томкина сменщица все еще готова осязать тепло его ладоней на своей натренированной спине, но понимание растаяло, не задевая.

— Думаешь в четырех стенах ее запереть? — Людка толкнула дверь, упала в кресло-тюльпан. — Не выйдет. Томка — девушка непростая, захочет уйти — ничем не удержишь. Она и устраивалась когда-то сюда так, будто Костик ее упрашивал, а не она его. Здесь, конечно, не ее масштаб, но и кухня — тем более не для нее. Так увольняется или нет? Неужели дошло до сибирячки, что даже прозябать можно в более достойном месте?

— Так уж и прозябать? — Павел окинул взглядом уютный офис, взглянул на самого себя, отразившегося в зеркальной стене, — взъерошенного и напряженного, — Это же не фехтовальня. Где ее вещи?

— У нее нет вещей! — бросила Людка, вскочила на ноги, отчего кресло поехало в сторону, двинула в сторону зеркальную створку, подхватила с пола коробку из-под бумаги, — Вот! Плечики возьми, она ими, правда, не пользовалась. Трико, бикини, все всегда с собой, принесла — унесла. Никаких следов. Вот ее стол, здесь — то же самое. Пусто.

Людка один за другим выдернула из стола три ящика, демонстративно потрясла ими перед Павлом. Цапнула карандашницу и высыпала ее содержимое в коробку.

— Больше ничего нет. Был еще пакетик из-под сока, но уборщица вынесла.

Павел взглянул в коробку. Карандаши были остро заточены, авторучки не начаты.

— Ты что, Павлик, дурак?

Людка смотрела на него раздраженно.

— Похож?

— Как и все мужики.

Он усилием воли улыбнулся. Надо же, а недавно стереть ухмылку с лица не мог.

— Кому Томка звонила с утра? Кто с ней говорил? Ты или Костя?

— Сбежала? — Людка испуганно поднесла к губам ладонь.

Павел подумал, мотнул головой.

— Не знаю. Если и убежала, то не от меня. Разное… случается. Трудные времена, Люда. Кто с ней говорил?

— Костик, кто же еще! — Людка стала растерянно поправлять трико, волосы, — Я звонила ей, но не дозвонилась. Да что случилось-то? Объяснить можешь?

— Костик у себя?

В кармане зазвонил телефон. Пробиться пытался Дюков.

— Ты в порядке? — коротко бросил Павел.

— Да, но… — заторопился что-то выпалить Димка.

— Через пять минут перезвоню. — Павел нажал отбой, — Где Костя?

— Уехал… — Людка нервно пожала плечами, — Сегодня же пятница.

— Черт, — поморщился Павел. — Пятница. Встану намертво. Ну ладно. Если что-то будет о Томке — звони. У тебя телефон тот же?

— Послушай… — Людка собралась, сдвинула брови, — Ты вот что имей в виду, здесь, вот здесь, где всякое случается, у Томки ничего не было. Я не знаю, любила она тебя или нет, но здесь у нее ничего не было. Подкатывали многие. В том числе и такие, за которыми я поползла бы, повизгивая. Ничто ее не прошибало. Особо рьяных она и отоварить могла. Я сама видела не раз. Пара ударов — и крепкий мужичок превращается в студень. А год назад, помню, приезжал тут один, златые горы сулил, а она отказалась. Мужик тот ошалел, глаза выкатил, приказал охране, чтобы скрутили девчонку, только не вышло ничего. Четверых раскидала — думаю, что никто без последствий для здоровья не обошелся, а самому главному прошептала что-то, он взвыл и бегом прочь бросился. Неужели не рассказывала?

— Нет, — покачал головой Павел и добавил после паузы: — Я ж ей тоже не рассказываю, если у меня в мастерской вал какой переломится или проводка сгорит. Работа есть работа. Что это был за мужичок?

— У Костика спрашивай, — шевельнула губами Людка.

— Спрошу, — кивнул Павел, обернулся у двери, — У кого ее можно поискать?

— Из тех, кого я знаю… — Людка задумалась, — Только у меня. С остальными она не общалась почти, да и нет никого в Москве теперь… Конечно, любой здешний качок половичком бы под ее ножки лег, только свистни, но… не тот случай.