Павел Молитвин - «Эрленовы псы»

А несколькими днями позже люди, специально приставленные следить за жилищем чародея, известили Арлетту Энью Импарато о возвращении Препедигала Ольса.

— Заговоренные тобой гвардейцы уберегли короля, но их осталось всего трое. Пришло время попросить тебя пополнить их ряды, — сказала королева, разглядывая сидящего напротив чародея.

Он загорел, обзавелся короткой бородкой и ничуть не постарел за минувшие десять лет. А вот Чика из худосочной девчонки превратилась в фигуристую женщину — по виду всего на пару лет моложе Препедигала Ольса. Черные волосы ее были тщательно вымыты и уложены в сложную прическу, поверх белой рубахи — блескучая приталенная безрукавка. И в довершение всего бордовые шелковые шальвары, из-под которых виднелись туфельки с острыми, круто загнутыми носами.

Теперь она чувствовала себя в доме чародея хозяйкой и, принеся на серебряном подносе кубки с черно-красным вином и вазочку с печеньем, не ушла, а опустилась в кресло, стоящее в дальнем углу библиотеки. Так, чтобы и внимания не привлекать, и ничего из сказанного не пропустить.

— Пришли через семь дней семерых новых гвардейцев, и я заговорю их, — сказал Препедигал, в свой черед приглядываясь к королеве, с горечью сознававшей, что она-то, в отличие от него, изрядно подурнела со времени их последней встречи.

На мгновение ее захлестнула волна обиды, раздражения, злобы. Это было чудовищно несправедливо — почему время обтекало чародея, как река — валуны, не оставляя на нем следов?

Она поджала тонкие, бледные губы, сознавая, что кожа ее лица похожа на тщательно отбеленное и скверно проглаженное полотно. И роскошное, темно-фиолетовое, с серебряной отделкой платье не может скрыть, как погрузнело и одрябло ее некогда стройное, сильное тело. Теперь она часто и подолгу прихорашивалась перед зеркалом, готовясь выйти к придворным, но в расточаемых ими комплиментах все отчетливее проскальзывали фальшивые нотки. Треволнения дворцовой жизни не прошли для королевы даром, и даже в глазах любовников она стала замечать порой холодок отчужденности и тщательно скрываемое презрение.

Прихлебывая из кубка, Искусник Ольс не спешил нарушить затянувшееся молчание, но и нетерпения не проявлял. Он ждал: о чем еще намерена попросить его королева Гвинерии? И спокойствие чародея тоже раздражало, напоминая о том, что ему-то, в отличие от нее, спешить некуда.

Арлетта Энья Импарато чуть сдвинула брови, чувствуя, что молчание затянулось и пора переходить к главному. К тому, что беспокоило ее не в пример больше, чем убыль «стоглазых». Вот только как половчее коснуться этой болезненной темы…

— Мой мальчик… — начала королева и тут же поправилась: — Наш король, король Эрлен, перестал пользоваться любовью подданных. Недруги распускают о нем гнусные сплетни. Это скверно, но естественно. Значительно хуже, что порой им даже не нужно клеветать. С каждым годом он совершает все больше поступков, которые нельзя оправдать юностью и легкомыслием… — Королева вцепилась в подлокотники, чтобы скрыть волнение, и, с трудом сдерживая дрожь в голосе, закончила: — Мне больно говорить худое о моем сыне. И все же я должна признать, что временами он ведет себя недостойно. У него злобный нрав. Он вспыльчив, неоправданно жесток и ни во что не ценит чужие жизни. Сейчас он еще как-то умеряет скверные наклонности, но через год мое опекунство кончится, и тогда…

Высказав наконец все, что хотела, она откинулась на спинку кресла. Но чародей, по-видимому, ожидал еще чего-то, пристально глядя на Арлетту поверх кубка с вином.

О, как она ненавидела эту его независимость! На этот раз он переоделся к ее приходу и встретил Арлетту в темно-зеленом, богато украшенном позументами камзоле, но продолжал вести себя не как придворный или хотя бы просто почтительный подданный, а как торговец, обговаривавший условия сделки. Причем сделки, в которой он не слишком-то заинтересован. Но тут Искусник Ольс ошибается. В достойном короле заинтересованы все обитатели страны, и чародей, каким могущественным он ни был бы, не является исключением.

— Можешь ли ты повлиять на характер короля? — спросила Арлетта Энья Импарато и, видя, что Препедигал все еще не желает понимать ее, добавила: — Полагаю, другая королева на моем месте попросила бы у тебя молодильных яблок или эликсира вечной юности, но мои желания куда скромнее. Я хочу, чтобы моей страной правил достойный король. И я желаю, чтобы мой сын стал достойным человеком, а не чудищем, которым пугают детишек. Не делай вид, будто ты меня не понимаешь. Это ведь и в твоих интересах тоже. Тем более что за ценой я не постою.

Арлетта стиснула зубы и потянулась за отставленным кубком. Больше ей уже точно добавить было нечего. И, судя по тому, как изменился взгляд Искусника Ольса, смотревшего сквозь нее в неведомые дали, он понял, чего ждет от него королева Гвинерии. После всего сказанного вопрос, захочет ли он изменить характер молодого короля, отпал. Осталось узнать, сумеет ли он это сделать?

— Хорошо, — сказал Препедигал Ольс после недолгого молчания, — Если через пять дней Эрлен навестит меня, чтобы полюбоваться коврами, статуэтками и прочими украшениями, привезенными мной из путешествия, я успею подготовиться к встрече. И сделаю все, чтобы впредь деяния короля Гвинерии радовали вас.

— Но ты… ты не причинишь вреда моему мальчику?

— Нет, встреча со мной пойдет на пользу ему, вам и всему королевству.

— Тогда поговорим о твоем вознаграждении, — предложила королева, чувствовавшая себя как путник, добравшийся до вершины горы.

— Получив возможность оценить мою работу, ваше величество вознаградит меня по достоинству. Я сознаю, что хороший король нужен мне не меньше, чем остальным вашим подданным, и рад, что вы прибегли к моей помощи при решении этой щекотливой задачи.

— Ты очень вовремя вернулся из путешествия. — Заставив себя улыбнуться, королева поднялась из кресла и направилась к выходу.

Опередив ее, Препедигал Ольс галантно распахнул перед гостьей дверь библиотеки.

— Зажги желтые свечи, — бросил он Чике, и та, проводив королеву и чародея взглядом, поспешила в комнату, где Искусник Ольс установил магический портал.

Чтобы инициировать его, смуглокожая женщина зажгла желтые свечи, стоящие по углам начертанной на полу голубым мелом пентаграммы. Задернула тяжелые портьеры, мельком подумав, что надобно будет поручить Сигрелу выбить из них пыль. А еще лучше — выстирать. Кинула в курильницы с благовониями извлеченные из переносной жаровни тлеющие угольки, после чего по комнате поплыл голубоватый дымок и резко запахло смолой аалаты.

Бесшумно появившийся в комнате Препедигал Ольс прикрыл глаза и несколько минут стоял молча, наслаждаясь ароматами далеких южных лесов. Потом, очнувшись от навеваемых ими грез, с хрустом потянулся и сказал смуглокожей женщине: