Ольга Найдич - Ангел

— Знаешь, всяко бывает. Я же все-таки твой ангел-хранитель, должен все предусмотреть.

— Какой ты у нас ответственный!

— Такая работа. Наша служба и опасна, и трудна, и уж точно посторонним не видна…

Я засмеялась и получила поцелуй. Хорошо, что никто меня не видит — представляете, как это выглядит для посторонних? Теперь я уже не злилась на Ленку.

Поезд ехал так быстро, что любая черепаха, будучи в хорошей спортивной форме, обогнала бы его, как мерседес — запорожца. Когда мы вышли из поезда на станции моего родного города, было уже темно. Автобусы шли полупустыми, что было в общем-то нехарактерно для этого времени.

— Может, ты подождешь на остановке, а я разведаю обстановку? — предложил Люк.

— Зачем? — шепнула я, воровато оглянувшись на остальных пассажиров. Примут еще за ненормальную… «Когда вы разговариваете с Богом — это молитва, когда Бог разговаривает с вами — это шизофрения.»

— Думаешь, эти бандиты оставят тебя в покое?

— Они же знают, что я ездила к Ленке, — возразила я. — Ежу понятно, что камни уже у нее.

— Ну, не знаю, — засомневался ангел. — Но ты все равно по сторонам поглядывай.

— Слушаюсь, товарищ прапорщик.

У дома никого действительно не было, хотя обычно там хоть пара алкоголиков, да тусуется. Фонари освещали палисадник самым что ни на есть зловещим образом. Мы быстренько прошмыгнули в подъезд и, не обнаружив никого и там, перевели дух.

— Свет в квартире не включай, — поучал ангел, когда я открывала дверь, — они могут просто наблюдать и ждать, пока ты вернешься.

— А как же…

— Ну, в ванной включить можешь, только дверь закрой.

— Хоть на этом спасибо, — буркнула я, ненароком сбив со стола газету. — Живо вспоминается некий пост ГАИ. Тут, правда, почище будет.

— И спать тебя никто на полу не заставляет, — добавил ангел. Возникла неловкая пауза.

— Я это… в ванную пойду, — пробормотала я, предпринимая тактическое отступление.

После вынужденного спартанства горячий душ казался поистине райским наслаждением. «Баунти» отдыхает! Где-то через полчаса в мое практически полностью отключившееся от реальности сознание понемногу начала проникать мысль о том, что я тут балдею, а ангел там скучает. Еще полчаса ушло на то, чтобы перевести эту мысль в разряд действий. Замотавшись в полотенце, я вышла из ванной и почти сразу же ослепла — после яркого света в ванной темная квартира казалась абсолютно непроглядной тьмой.

— Люк? — позвала я. Не получив ответа, я прошла в комнату и сразу же увидела его — ангел стоял у окна, сунув руки в карманы и глядя куда-то вдаль.

— Люк? — позвала я еще раз. — Ты здесь?

Он обернулся — темный силуэт на фоне окна. Если мне покажут тысячу рисунков, его профиль я узнаю из тысячи. Да что там — из десятков тысяч.

— Бандитов высматриваешь? — глупо пошутила я, подходя к окну и выглядывая на улицу.

Люк мягко притянул меня к себе, и я ощутила его губы на своей шее.

— Какая, к черту, разница? — прошептал он, и было ясно, что он говорит не о бандитах. — Ты ведь забывала, что я не человек. Забудь еще раз. Хотя бы ненадолго.

— Уже забыла…

Может, вы сейчас отвернетесь и сплюнете. А может, просто пожмете плечами. Но это наша жизнь, нам и держать ответ. И пусть камни в нас бросают те, кто смог бы поступить по-другому. Что из того, что он не человек? Он ангел. Да, он ангел. Но крылья в ту ночь росли у меня.

На следующее утро я проснулась оттого, что было холодно. Люка рядом не было. Позвала его, прислушиваясь к тишине. Но никто не ответил. Я встала, накинула халат и пошла на кухню, ожидая увидеть его там. На кухне никого не было, только крыса шуршала в клетке опилками. Я обошла всю квартиру, даже на балкон заглянула. Везде было пусто.

— Люк! — крикнула я, голос странно отозвался в пустой квартире. — Люк, — повторила я тише. — Люк. Люк…

Я села на табурет и стала ждать. Часы тикали, а я ждала. Небо светлело, а я ждала.

Когда стало совсем светло, я поняла, что он не придет.

«Когда я уйду, ты даже плакать не будешь.»

Он был прав, этот ублюдок. Я не плакала. Глаза жгло, а слез не было. Я сидела на табуретке и смотрела прямо перед собой. Чей-то крик ввинчивался в мозг. Я закрыла ладонями уши, но это не помогло. Тогда я зажала себе рот, и крик прекратился.

По улице с шумом проехал грузовик. Это было странно, почти чудовищно. Как он мог ехать, когда весь мир умер? Солнце взошло, чтобы осветить мертвый город, пустые дома и безжизненные улицы. Город, где не было его.

«Однажды ты проснешься, а меня не будет.»

Неужели он ушел из-за того, что мы… Неужели вчера мы оказались перед роковым выбором, перед главной развилкой на дороге своей судьбы? Но мы не знали, что это была за развилка — о, какое счастье, что мы не знали! Иначе выбор был бы слишком мучителен, а отвергнутая возможность осталась бы камнем лежать на сердце, ежечасно, ежеминутно напоминая, что все могло бы быть по-другому.

Ты только в одном ошибался, Люк, — не тебе, мне теперь будет небытие. Тот, кто забрал тебя, забрал не одну, а две души. Вы, там, на небесах! Какое вы имели право забрать его? Какое, какое?! О да, я понимаю вас — ведь теперь он с вами.

Он не знал, куда попадет, в рай или в ад, но теперь это неважно — ведь там, где он, там всегда будет рай. Как хочется умереть — смертельно, до боли — но нельзя, потому что моя жизнь была смыслом его существования, и я не имею никакого права прерывать ее. И остается молить только об одном — чтобы время шло быстрее, чтобы быстрее настал миг, когда я попаду туда . Я найду его, я не смогу не найти его, будь то на небесах или под землей.

Тебя нет всего несколько часов, а я уже так тоскую…

Родной дом стал для меня камерой пыток. Любая вещь, на которой останавливался взгляд, вызывала в памяти какое-то мгновение прошлого, того прошлого, где были мы . Лежащий на полке сиротливым комочком шарфик — едва ли не до середины апреля Люк заставлял меня надевать его, потому что я слишком часто простужаюсь. Закатившийся под диван проколотый резиновый мячик, принадлежавший когда-то моей собаке — а я уже и не помню, с чего мы вдруг решили поиграть им в футбол. Стекла тогда остались целы только чудом. А в самом деле, почему мы начали играть? Почему, почему?! Неужели я никогда этого не вспомню? Неужели постепенно я забуду все слова, что он мне говорил, его лицо, его жесты, его походку? Хотя бы одну фотографию! А можно ли фотографировать ангелов? Этого я теперь уже никогда не узнаю. Почему я не спросила его об этом, почему не спросила, когда он впервые увидел меня, почему не сказала, что люблю, почему, почему, почему…

«Я больше так не могу.» Эта мысль пришла мне в голову в половине третьего ночи, когда я сидела на кровати и глядела на подоконник, пытаясь понять — как я могла два года не замечать Люка, находившегося там? Я больше не могу вспоминать о нем. Я больше не могу это вынести!