Мария Филиппова - Гшер. Части неделимого

Вирлан подолгу пропадал в лабораториях, часто уезжал на границы, но всегда возвращался в дом дяди. Усталый, пыльный с дороги, в одежде пропахшей сгоревшим деревом и витаром он не тратил времени на отдых и тащил меня в тренировочный зал. Там, в комнате без окон и тепла, под перезвон срывавшейся с потолка влаги мы учились работать как единый механизм. Это было сложно, иногда травматично и опасно, почти всегда остаток свободного времени мы проводили в домашней лаборатории, отрабатывая мой целительский талант. Дядя все реже присутствовал на наших тренировках, больше пропадая в хитросплетении дворцовых коридоров и интриг. Я почти не видела его и в дни, когда брат исчезал по своим делам. Компанию мне составляли Азалар и старинные зеркала. Увиденное в них часто пугало. Нет, стекло больше не шло трещинами, отражая мертвенно-бледное лицо с желтыми глазами и губами, цвета запекшейся крови. Стоило мне привыкнуть к своему облику, и дорогим произведениям зеркальщиков больше не угрожала опасность. А смириться пришлось, потому как очень скоро стало ясно — напоминания о глупости долговременны. На то, чтобы исчезли все последствия необдуманного поступка уйдут не просто месяцы — годы. Что ж, за все приходится платить, а за глупость особенно дорого….

Изменившееся лицо досаждало не так сильно как молчаливая тень, не исчезавшая даже в наступающей темноте. Азалар с верностью достойной лучшего применения следовал за мной попятам и оставлял наедине с самой собой только в считанные часы. Тренировки с Рианом входили в то же время. Уж не знаю как это удалось дяде, но пес Комиссии смиренно оставался в каминном зале цедить свое вино, в то время как мы всеми силами старались разнести подземелье.

Я могла бы сказать, что жизнь после победы над тарлионцами стала хуже, но, если быть честной, то скорее она стала более…более скучной. Это однообразие, рутина и повседневщина вгоняли в сонное состояние, вынырнуть из которого с каждым днем становилось все сложнее. Тоска почти превратилась в отчаяние в тот день, когда я всерьез задумалась — а не заняться ли мне изучением Орейгрейна. Благо дракон был под надежной опекой Моргрейна и в мои руки не угодил. Зато не повезло Риану и за свободу пришлось расплатиться информацией о керсарах. Хотя, лучше бы я не спрашивала….

Керсары, наши камертоны, они рождались только для того, чтобы служить нам — Магистрам. Прямо или косвенно, добровольно или по принуждению, но их жизни клались к ногам Магов. Люди и иные народы; взрослые и дети; умные, расчетливые, наивные, доверчивые и безумцы; цари и слуги — любой, не рожденный Магистром мог попасть под учесть керсара. Такая судьба вела к одному — керсар, кем бы он ни был, всегда умирал за своего Мага. Исключений не было. И как сочувственно сказал брат, нарушить этот закон мироздания пока не удавалось никому. Естественно, я вознамерилась исправить данное положение вещей, только вот, увы, даже не представляла как.

Почти прекратившийся снег пошел с новой силой, скрывая за пеленой мир. Если прикрыть глаза можно было представить, что тишина вокруг это замершее время Тарлиона, а холодные касания снежинок — уколы магии дионов. Можно было помечтать о…

— Леди Велария, вам стоит пойти в дом. — Азалар своим голосом разрушил хрупкий иллюзорный мир свободы и, разумеется, радости не добавил. — Мы уже достаточно долго гуляем, а вы легко одеты.

— Мне не холодно. — Это было чистейшей правдой. Кровь скрога даже в самые лютые зимние дни грела не хуже согревающих чар, позволяя бродить по городу в осенней мантии. — А дома снова все одно и тоже. — Я шагнула за ограду и медленно побрела по выбеленной мостовой. Естественно, приставленный каратель поплелся следом. Ему явно не нравилась эта погода, но долг обязывал не оставлять меня без присмотра.

В тишине послышался веселый звон и сосульки, которые прохожие оставляли без внимания, разлетелись искристой крошкой. Надо же… хоть кто-то в этом городе отважился потревожить сонное оцепенение.

За стеной снега сложно было разобрать наглеца, но рост явно указывал на взрослого, а темные одежды и силуэт на мужчину. Стоило моргнуть, и человек уже исчез. Словно его и не было. А может, и не было его вовсе и это сонное сознание вознамерилось шутки шутить. Крошево льда вместо сосулек? Всего лишь случайность….

Наверное, я долго стояла и молча смотрела на обломки ледяного хрусталя — волосы успели покрыться снежной вуалью, а следы основательно присыпать. Даже Азалар устал ждать и устроился на перилах под козырьком дома. За колоннами его было почти не видно, но я знала — он наблюдает, делает свою работу. Молчаливое созерцание и наблюдение до тех пор, пока я спокойна, и агрессивная атака в случае, если я решусь на какой-нибудь небезопасный для себя или окружающих шаг.

Пусть сидит. У меня не то настроение чтобы драться. В последнее время я все чаще впадала в некое подобие оцепенения и часами могла стоять неподвижно, или смотреть в одну точку. Это тоже было одним из последствий злоупотребления всякой гадости…. Вирлан как-то ехидно заметил, что подобное состояние очень напоминает спячку, но после того как я действительно провалилась в сон после многочасового сидения на лавочке в саду, шутить на эту тему зарекся.

Сейчас тоже хотелось уснуть. Закрыть глаза, раскинуть руки и упасть в сугроб. Жаль только что за спиной была не горка мягкого снега, а жесткая брусчатки прикрытая не таким уж и толстым ковром. Он даже не мог до конца приглушить звук шагов.

— Азалар, я же сказала, что не пойду домой. — Ну вот как человеку объяснить? Не шарахнуть же по нему чем-нибудь нелегальным….хотя идея не лишена интересности. — Неужели так сложно оставить меня в одиночестве на пару минут?

— А мне казалось, я дал тебе достаточно времени отдохнуть от моей компании.

Волосы на затылке качнулись от чужого дыхания, опалившего теплом. Обессилено прикрыв глаза, я выдохнула:

— Лекс… — Взметнулись снежинки потревоженные подолом, мои пальцы ощутили холодную замшу куртки и колкую льдистость серебряных пуговиц с гербом Диона. — Я опять заснула, да?

— Моя скромная персона в твоих снах? Хм… лестно. — Губы искривились в привычной ухмылке, фиолетовый взгляд по-прежнему отличался лукавством. — Но, пожалуй, я предпочту грубую реальность заманчивой эфемерности. И в знак проявления этого бренного и, несомненно, жестокого мира позвольте вас похитить, госпожа Магистр. — Горячие даже сквозь кожу перчаток руки обожги застывшие плечи. Не тепло тела — жар магии разогнал липкую сонливость.

Я даже не успела засмеяться, как взметнувшийся ветер растрепал волосы, прогнал снежинки с плаща и закружил белый вихрь вокруг насторожившегося Азалара. Каратель еще только начал плести короткое заклинание пут, а пространство уже яростно засветилось, и магия переноса вышвырнула нас из сонного города, оставив лишь разводы на снегу, да онемевшего от такой наглости пса Комиссии Имперской Безопасности.