Виталий Сертаков - Проклятие клана Топоров

Гуго напирал справа, сияя дурацкой блестящей броней. Адольф был на ногах, но держался за стену. Его тошнило.

Маркграф сделал ошибку. Вместо того чтобы помочь Гуго, он кинулся к любимому сыну. Даг запустил тяжелую секиру вокруг себя, на простой рубящий удар у него уже не оставалось сил. Добавив усилия всем корпусом, он резко сместился назад и вместо того, чтобы добить растерявшегося Роальда, всадил полумесяц в плечо Гуго. Тот завизжал, как поросенок, увидев осколки своей плечевой кости.

Роальд уже замахивался скрамасаксом. Даг отчетливо запомнил точеную голову ворона с распахнутым клювом на конце рукояти. Из разбитого носа Роальда разлетались капли крови. Пришлось еще раз взмахнуть секирой. На сей раз Даг провел удар снизу, как учил его в Норвегии грозный берсерк Ивар. Снизу почти невозможно сделать хороший замах. Если только враг сам не нагнется навстречу.

Но Роальд нагнулся. Он буквально нырнул вниз, стремясь всадить клинок в живот Северянину.

Оба лезвия достали противников одновременно. Но Северянин выпустил секиру из рук и сознательно стал падать назад. Ему снова казалось, что падает он слишком медленно, а плоское, в ладонь шириной, лезвие скрамасакса все ближе к груди. Нож пропорол измазанную рубаху и оставил на животе длинный, но неглубокий разрез. Потом он воткнулся в пол.

Роальд стоял на коленях. Железный серп глубоко вошел ему в бедро, кровь хлестала фонтаном. Роальд жалобно ныл, пытаясь скользкими руками зажать рану. Его лицо стало белее извести. Гуго безуспешно пытался встать, поддерживая наполовину отрубленную руку.

Услышав сзади рев маркграфа, Даг рванул к воротам. Отодвинул засов. Вовремя пригнулся. Просвистевший над головой нож ударился в дерево. За воротами оказался грязный проулок. Германские солдаты исчезли, лишь вдалеке у костра грелись нищие.

Северянин ошибся направлением, не успел среагировать. Второй нож неглубоко воткнулся в спину, но достать его не было никакой возможности. Даг пролез под какими — то телегами, пачкаясь в навозе, слыша за собой крики. Побежал, шатаясь, навстречу женщинам — торговкам, чувствуя, как немеет рука и заплывает синяком глаз. Босые ноги оставляли кровавые следы.

— Вот он, вот! Стой, Северянин, мы свои!

Даг рухнул на руки парням из родного теперь экипажа. Потом ему рассказывали, а он не верил — оказывается, он не бежал, а буквально полз на брюхе, оставляя за собой две кровавые дорожки. В казарме дежурные выскочили навстречу, подхватили парня, быстро уложили на теплых камнях.

— Лекаря! Эй, найдите Муху!

Хольд вскинулся мгновенно, осмотрел раненого, убедился, что кости целы, а главное — голова цела.

— Хьяли, бегом за херсиром, скажи ему условное слово! Пусть поднимает всех наших. Эх, кто тебя так?

— Это Дотир — готландец его спас. Они вместе каких — то девок щупали и повздорили с саксами!

Северянина раздели, обмыли горячей водой. Примчались сонные костоправы, травники. Кто — то больно стянул края раны на животе, кто — то одновременно пихал горячую траву в рану на загривке. Явился сердитый херсир с мокрой головой, на ходу натягивая кольчугу, за ним вбежали верные гримы с оружием.

— Что случилось? С кем он дрался? Клянусь копьем Одина, этот мальчишка приносит столько же бед, сколько и гордости нашему хирду.

— Он не дрался, его избили подручные германского посланника. Избили только за то, что он посмел говорить с одной из женщин за забором.

— Где его нашли?

— Хвала Тору, это случилось в доме младшего сюсломана Акинссона, это двоюродный дядя нашего Дотира. Дотир проследил, как они связали Северянина и отнесли в портовую конюшню. Тогда он побежал сюда.

— Как так? — Херсир нахмурился. — Если это был не честный поединок, я не могу решить вопрос своей властью. Придется послать в город за ярлом Годвином, если он сейчас здесь.

— Он здесь, херсир.

— Живо за ним! Так, вы двое — бегом к ландрману. Муха, Свинорез, Глина — оповестить стражу, всех моих гримов сюда, зажечь огни, закрыть ворота! Никто не выходит из лагеря — это мой приказ! Я не хочу резни в городе. Всем построиться с оружием!

— Живо, живо, всем строиться! — зарявкали лютые, подгоняя заспанных бойцов. Словно вихрь пронесся, минуту спустя никого в помещении не осталось.

— Херсир, там нашли еще двоих наших, один ранен, другой убит. Раненый говорит, германцев было втрое больше и все с ножами. Они напали первые из — за какой — то женщины…

— Какое мне дело до женщин! — отмахнулся командир.

Даг ничего этого не видел. Он послушно лежал на животе и терпел, пока прижигали рану от ножа. Вытекло много крови, но травники знали свое дело. Впрочем, даже они, успевшие за свою службу прижечь и зашить сотни ран, переглядывались с удивлением: кровь у их подопечного сворачивалась слишком быстро. Едва лекари завернули Дага в чистое, как к нему пробрался Дотир. Веселый готландец тоже находился не в лучшей форме — голова наполовину выстрижена, плотно обвязана тряпками, кровь сочится по виску, левое предплечье обездвижено двумя дощечками.

— Ну, наделали мы делов, Северянин! Говорят, ты убил этого… Роальда?

— Разве убил? — Даг мало что помнил, в голове гудело набатом одно имя Карлен. Даг размышлял, куда ее увели.

— Дотир, ты можешь сделать для меня кое — что?

— Что угодно, друг, только не проси меня уходить отсюда. Мы оба под арестом.

— Дотир, я дам тебе два эртога серебра, если ты добежишь до веселого дома старухи Гейры. Там ты найдешь Байгура Клыка…

— Ты что говоришь, Даг? — огромный готландец заозирался с испугом. — Байгур Клык — он ведь…

— Да, я знаю. Дотир, не перебивай, мне трудно говорить. Байгур Клык — главный из дружины личных берсерков Синезубого. Но он норвежец. Он наверняка храпит сейчас в доме старухи Гейры. Ты его растолкаешь, и постарайся сделать так, чтобы он тебя не убил сразу. Ты ему скажешь… ох… ты скажешь ему, что тебя послал друг Ивара, с которым они вместе служили у ярла Трюггви… пока того не убил Серая Шкура. Ты скажешь, что я дрался вместе с ним на Рюгене. Дай ему это… — Даг протянул товарищу дорогой перстень, — и скажи, что мне срочно нужно свежее варево.

— Северянин, ты повредил голову? — отпрянул Дотир. — Херсир вышвырнет тебя со службы, если узнает, что ты пил яд медведей. Зачем тебе это? Нам это нельзя, можно умереть!

— Три эртога серебра, — перебил Даг. — Беги скорее, пока…

Северянин откинулся без сил. Он хотел добавить — «пока меня не прирезали здесь», но побоялся, что тогда Дотир вообще не двинется с места. Ругаясь на ходу, готландец побежал.

А Северянин кое — как выполз из шкур, запихал туда вместо себя подвернувшееся тряпье и пополз на четвереньках к двери в кухню. Обычно хватало минуты пересечь длинную комнату с сундуками, на которых спали дружинники. На сей раз Северянину чудилось, что он ползет целую вечность. В казарме кроме него отлеживались четверо больных и раненых, все они снова благополучно храпели. Будить никого не имело смысла, настоящий воин спит глубоко и крепко, пока не прозвучит сигнал тревоги. И никто бы все равно не расслышал то, что почувствовал избитый кормчий.