О`Санчес - Зиэль

– Ничего я не сахира! Как мне тут не быть, когда мои владения здесь пролегают? Ехал себе, ехал – дай, думаю, заверну к мосту, посмотрю – что там и как…

– А конь где, а дружина?

– Конь – там, за скалой, к дереву привязан, а дружину я не брал… Чего это я буду бояться один ездить по собственной земле? Ваша светлость совершенно напрас…

– Это не твоя земля, Рыжий! Это имперская дорога, выходящая прямиком к имперскому мосту и к будущим имперским владениям за мостом! Ты читал приказ от Его Величества, насчет того, чтобы воздержаться, горулин ты сын, под страхом позорной и немедленной казни воздержаться, сахира ты семибатюшная, от того, чтобы показываться в этих местах??? Тем более с вооруженною силою?

– Да я случайно… почти!.. Безо всякой силы! Слово рыцаря – один я!

Когори Тумару обернулся, ощупал взглядом слушателей. Рыцарю Санги ни до чего в этот миг: трудится у моста, Татеми Умо слева, слушает, готов по первому же слову герцога обрушиться всею колдовской мощью на своевольного пришельца, Но, вроде бы, судя по магу, никакого особого нарушения равновесия не произошло… Маркиз Хоггроги справа стоит – вот это по-настоящему надежно… И эти двое молодых в отдалении сидят, вроде бы прислушиваются, но… Можно, пусть послушают, здесь все свои, и всем недолго осталось…

– Один – это чуть лучше. Ну-ка, пойдем, взглянем на коня твоего… Хорошо. Отвязывай, бери его на повод, возвращаемся к костру. И все-таки: зачем ты здесь, барон? Отвечай кратко, быстро, точно.

– Гм… Это… Дочка попросила.

– Дочка??? Какая еще… Шутки шутить мне вздумал… – Черный гнев до отказа раздул жирную шею герцога, но выплеснуться наружу не успел: рыцарь Хоггроги шепнул ему в правое ухо уголком рта:

– Фирамели Камбор, та самая прорицательница!..

Подсказка возымела действие: ближние к государю знали, что в свое время юная баронесса, двенадцатилетняя девочка, удостоилась вещего знамения от самой Матушки Земли, ее прорицания, наряду с иными важными данными, лежали в основе нынешнего похода…

– Дочка!.. ну, разве что дочка… Как там она? Что-то важное передает?

– Гм… Уверяет, что мое появление вреда не нанесет, а пользу – может быть.

Герцог поразмыслил, когда надо – он умел делать это очень быстро.

– Хогги, ты куда?

– Да, чую, что пора мне рыцаря Санги менять. Пусть лучше он тут с вами посовещается, нежели я, он опытнее.

– В добрый час, но не надорвись раньше времени… Хорошо, сударь барон, ваше сиятельство. Похоже, что не соврал, присоединяйся. Видишь, мы тут воюем посменно. Как только рыцарь Хоггроги устанет – наш с тобой черед придет. Вдвоем будем отмахиваться.

– Вдвоем? Почему вдвоем, а не поодиночке?

– Потому что Санги Ночной Пожар и Хогги Солнышко вытесаны совсем из других камней, нежели мы с тобой слеплены. Я тут уже помахал один – долго так не сдюжу, обделаюсь. И ты тоже. Посему – попей, поешь с дороги, и будь готов, наша очередь следующая. Еды навалом, но, в основном, холодное мясо. Можешь подогреть на прутике. Панцирь сними, полегче будет.

– Панцирь снять? У меня под ним такая кольчуга, что стрелу не сдержит – слабенькая.

– У слепошарых нет стрельбы, снимай, снимай, не то взопреешь. Поножи сними, эти твари по ногам не бьют. Чего ты туда смотришь? Что увидел?

Барон Камбор действительно смотрел не на собеседника, а на сидящего у костра Керси Талои…

– Да… Поручение у меня… к этому… Все еще жив, оказывается. Разреши, ваша светлость? Тут никаких тайн и умолчаний нет.

Когори Тумару в недоумении кивнул.

– Молодой человек, золотые шпоры! Ваша милость… Дозвольте слово молвить?

Керси Талои тотчас вскочил и, подойдя поближе, отвесил учтивый поклон, стараясь не обращать внимание на язвительность обращения. С бароном он встречался однажды, на имперской дороге, а до этого много о нем слышал… Барон – знать высшего разряда.

– Гм… У меня в замке кое-кто считает, что для разряженных в пух и прах дворянчиков из столицы нет большей радости, не считая, разумеется танцев на балах, да ношения разноцветных нарядов с рюшами и бантами, чем поедать сласти! Подобно малым детям, которые ростом с ножку стула! Поэтому вам, сударь, передали вот этот кувшинчик со свежими сливами в меду! Кушайте на здоровье!

Фири взяла с отца обещание, что он непременно упомянет: сливы, де, Фирамели собирала своими руками, но барон Камбор был старый воин, он умел нарушать обещания и клятвы, не обращая внимания на угрызения совести… Еще не хватало: какому-то сопляку, без рода, без племени… Когда они успели познакомиться??? Каким ветром надуло ей эту блажь? Впрочем, парнишка, вроде бы, не совсем уж и пустозвон, если среди таких людей принят как воин… И, лет бы через пяток… Да теперь уже неважно… Всё уже не важно, пусть полакомится напоследок.

– Сливы сии собственноручно рвали, не доверяя слугам таинства сего.

Керси чуть было не спросил: о ком говорит его сиятельство? На кого именно намекает? Однако вовремя прикусил язык: недоумение могло бы окончательно и бесповоротно оскорбить и барона, и неведомую красавицу, вероятно его дочь. Он взмахнул перед собой шлемом, словно беретом, и замер в глубоком поклоне, показывая, что все понял и счастлив!

Кто же, кто же, кто же она такая, неведомая красавица? Не та ли, что скрывалась в карете за шторою, в ту единственную придорожную встречу с семейством баронов? Ах, неужели даже на пороге смерти не суждено ему обрести счастье взаимной любви??? Одним бы глазком, один разок взглянуть на таинственную дарительницу и можно умирать спокойно… О, она несомненно прекрасна!.. И сливы превкусные!

Сумерки густели. Словно сама Жуть, прислужница богини Ночи, раскинула свои крыла над окрестностями… По эту сторону все буднично и мирно: небольшой костер закусывает похрустывающими ветками, лошади фыркают, в умеренном испуге, люди, крохотная горстка оставшихся в живых, переговариваются вполголоса, но их голоса слышны далеко: даже по ту сторону моста можно было бы различить каждое слово, да только некому в тех краях слушать и слышать, там черным-черно от безглазого воинства, а оно немо и глухо… По эту сторону моста перестук оружия и доспехов, шумное дыхание тех людей, чья очередь сражаться, а по ту сторону – не осталось ничего живого, там царит черное безмолвие, В сравнении с оным даже кладбищенская тишина покажется праздничной суетой. Люди все чувствуют, все ощущают, ужас пробирает их до самых глубоких уголков души и сердца, но они воины и стараются вести себя как ни в чем не бывало.

– Тири! Слышь, барон! Пора нам Солнышка менять! Значит, так: ты справа становишься, я слева. Свою часть вали, в мою не встревай. Ну, разве что в крайнем случае. Итак: рубишь их, сковыриваешь, пока нас не сменят. Еще вопросы?