Игорь Мерцалов - Три дня без чародея

— Вот как? Вором себя выставил?

— Выставил. Я ему велела мелочи те показать, а он давай выкручиваться, мол, все давно разошлось. А монеты, говорит, одному купцу ссудил, тот обещал уже четыре тысячи вернуть. И на этом уперся, ни слова больше — на купца подозрение наводить не хочет, тем паче, тот и не ведал, что деньги нечестные. И только молит, чтоб я не выдала его. Ну, вижу, больше из него слова не выжать. Успокоила, говорю: это вы сами разбирайтесь, но люди уже шепчутся. Если хоть краем уха услышу, что из-за тебя, мозгляка вороватого, на княжну Василису клевещут, не то что выдам — сама удавлю. На том и порешили. Что скажешь, душа, много ли нам в том пользы?

— Мы узнали, что Гракус хитрее, чем казался, — поразмыслив, ответила Василиса. — Все это воровство он сам придумал — и придумал складно.

— На случай, если к стенке припрут? — поняла Звонка.

— Больше того: на случай, если не удастся опорочить артель Твердяты. До поры до времени, пока дума терзает кузнецов, посольские могут делать честные глаза и уверять, что ничего не знают. Но как только дело зайдет в тупик — тут и выпустят эконома, и опять окажется, что крупная сумма монет бургундской чеканки ушла-таки к кузнецам. Тут и снова споры-раздоры пойдут, а венды все одно ни при чем… Ладно, а ты, Милочка, что разузнала?

Внучка одесника потупила взор и вздохнула, теребя косу:

— Узнала я, девочки, что нет предела терпению человеческому. Думала, помру, слушая щебет Неслады, а вот жива. И даже здоровее себя чувствую, зная, что больше мне с ней под ручку белую не хаживать.

— Да не тяни ты! Ну что за привычка такая противная?

— Еще воочию увидела, как слабы мужчины и влюбчивы, как на красу, щитом мысли не прикрытую, падки — ровно коты на сметанку.

Звонка нахмурилась, но княжна еле заметным жестом остановила ее. Сама она уже видела, что нечто важное Милочка все-таки припасла.

— Еще узнала, что мужчины стойки. От красоты шалеют, но бдительности не теряют, языка не распускают.

— И все? — спросила Василиса.

— Ну что ты, ласточка, как же я могла тебя подвести? — Улыбка Милочки, только что казавшаяся виноватой, сделалась слегка озорной. — Правда, пришлось мне из себя предательницу сделать…

— Это как? — опешила княжна.

Она знала, что Милочка умеет находить неожиданные решения, но скромная и нежная, как подснежник, внучка одесника каждый раз удивляла ее. У Звонки вообще глаза а лоб полезли.

— Да очень просто. Отвела я Маркушу в стороночку — это первый помощник посла вендского. Кучерявенький такой, молодой, красивый, Марком звать. И давай вздыхать я на Несладу глядючи: ой, пропадает подруженька, ой, не видать ей счастья. Вот бы, плачусь, кабы ей-то, первой раскрасавице, да за принца бы выйти, вот бы славно было! Уж она-то бы его любила да холила, позорить бы не стала… И — молчок, роток на замок. Маркуша вкруг меня и так, и этак, а я молчу. Что, Василисушка, очень плохо я сделала?

— Ладно уж теперь, — прокашлявшись, сказала княжна.

Звонка, однако, думала иначе, для нее всякие «что уж теперь говорить» были дуростью безвольной.

— Ах ты шмакодявка, да как посмела?! Свою честь трепи, сколько совесть позволит, а чужую оставь! На кого поклеп возвела — на Василису! Да я тебя…

— Тише, Звонка, давай дослушаем.

— Дослушайте, девочки. Крутился он; выспрашивал и проговорился, сердешный. Сказал-таки слово «вчера». Тут уж я на него насела: откуда, спрашиваю, про вчерашний день знаешь? Не твоя ли работа?

— Это ты что имела в виду? — спросила Василиса.

— Ничего, — пожала плечами Милочка. — Главное, что он в виду имел, правда? А для Маркуши свадьба Лоуха всего важней.

— Он что, так и сказал? — хмуро осведомилась еще не успокоившаяся Звонка.

— Почти что так. Он меня спросил, чего б я хотела, если бы Неслада женой Лоуха стала? Я ответила, что хотела бы стать умной подружкой королевы, ну и всяких глупостей наговорила. Тогда Маркуша принялся мне обещать и денег, почестей — знаете за что? За молчание — во-первых, а — во-вторых, за помощь. Если женитьба на Василисушке сорвется, чтобы уговорила я отца и прочих бояр на князя повлиять: пусть Велислав Радивоич разрешит брак с Несладой.

— Так что ж, все равно вендам, на ком Лоуха женить? — Подивилась Звонка.

— Все равно, — задумчиво согласилась княжна. — Им важно только в Словени укрепиться… Что-нибудь еще был Милочка?

— Как не быть, солнышко? Было… Стала я дивиться и Маркушу попрекать: для чего же вы тогда княжну сгубить хотели? Я-то, мол, думала, не по нутру вам Василиса, другую хотите, раз уж такое безобразие вытворили. Давай он меня выспрашивать: что ж тут, говорит, такого? Сразу видно, что понятия не имеет, но очень хочет узнать, что же случилось-то вчера с княжною. А я ему и скажи: а орков тайно у себя держать и на убийство посылать — это уже «ничего особенного»?

— А он? — подалась вперед Василиса.

— Тут Маркуша и сел. Побелел, сердешный, затрясся, да стал говорить, мол, чародей помешал бы.

Тут уже и Звонка, хлопнув себя по колену, сменила гнев на милость. И воскликнула:

— Ай, молодчина! Закрутила ты ему голову! Что ж, испугался он, что проболтался?

— А как же, Звонушка? Сообразил: ведь не про Наума я говорить должна, а про княжну! Спохватился, да поздно. И вот тут-то, девочки, мне страшно стало…

Разъяренный Марк схватил девчонку за плечи, сильно, до боли, чувствуя под пальцами хрупкие косточки, встряхнул. И прошептал прямо в лицо:

— Чего ты хочешь? Жизнь молодую свою сгубить?

— Отпусти, — ровно сказала Милочка, надеясь, что хоть губы у нее не побелели. — Хуже будет.

Марк не отпустил, но хватку чуть ослабил.

— Значит, вы орков на чародея напустили. А Василиса вам нужна живой да целенькой?

— Не докажешь, — мотнул головой первый помощник посла.

— А ничего и доказывать уже не надо, все давно доказано. Эх, жаль мне тебя, Маркуша! Ведь молодой же еще, в самом расцвете. Красивый вон какой… и уже, считай, покойник.

— Что тебе известно, малявка? — Венд снова нагнулся к ее лицу.

— А ты подумай, — предложила Милочка, словно бы в равнодушии, отвернувшись к двери, из-за которой слышались веселые голоса Василисиной свиты и распустивших хвосты служителей посольства. Ей хотелось оказаться там. — А руки не уберешь — я тебе это припомню.

Марк разжал пальцы и отступил на шаг. Ему было о чем подумать. Эта девчонка с личиком феи и расчетливым умом подземного гнома знала про орков, теперь — про нападение на Наума, а еще — про княжну, исчезновение которой больше чем на сутки чуть не свело Гракуса с ума. Девчонка хорошо знала, что произошло! И дала понять, что вендов предали. Какие орки могли напасть на Василису Велиславну? Только те, о которых вендам никто не сказал. Значит… обман, предательство! Но ради чего?! Неужели…