Вера Школьникова - Выбор Наместницы

– Тогда вы должны верить в предсказания священных книг. Проклятый возвращается, генерал Айрэ, и в этом мире осталось слишком мало магов, чтобы встретить его. Тысячелетиями мы тратили свою силу на борьбу друг с другом, на противостояние богам, на пустопорожнее хвастовство. И теперь, на самой грани бытия – нас осталось слишком мало…

– Я не понимаю вас, госпожа магистр. – Он действительно не понимал. При чем тут Аред и магия, когда под воротами королевского замка стоит с войском Квейг Эльотоно, герцог Квэ-Эро?

– Предсказания в священных книгах верны по сути, но никто не знает подробностей. Вернее, никто не знал. Орден Дейкар получил силу от Семерых, чтобы бороться с Проклятым. Уже при жизни нынешнего поколения он вернется – и только Звездный Провидец сможет остановить его.

– Я по-прежнему не понимаю, о чем речь.

– О вашей дочери, граф, о Саломэ. Согласно предсказанию, она должна стать последней наместницей и второй королевой. А еще – матерью Звездного Провидца. Если этим утром герцог Квэ-Эро осуществит свои планы, то предсказание не сбудется. Ваша девочка сочетает в себе магическую силу обоих родителей. Она могла бы стать магистром ордена Алеон, не будь ей предначертана иная судьба. Сам король Элиан избрал ее своей королевой.

– Вы предлагаете спасать мир на основании детских мечтаний? Каждая девочка хочет стать королевой!

– И только одна – станет. Не лишайте свою дочь предначертания. Она будет несчастлива, случись ей из-за вашего неверия прожить чужую судьбу – не говоря уже о том, что именно маги встанут на пути Проклятого, даже если Звездный Провидец не сможет нам помочь.

– Вы с самого начала были против восстания, граф, помогите остановить кровопролитие, пока еще не поздно. Помогите нам сейчас – и ваша дочь станет моей преемницей, – слова наместницы отливали медью похоронных труб.

Все рушилось, осыпалось в бездну, прекращало существовать, и только одно оставалось незыблемым, неизменным, непоколебимым – королевский замок, накрывший землю каменными крыльями, удерживающий небо на вершинах своих шпилей. Там ласковым теплом светились окна, там, он знал это точно, все находилось на своих местах. И его место было в этих стенах; сейчас только стремление оказаться там оставалось в душе Квейга нетронутым – все прочее растворилось в кислоте пустоты… Он не помнил, что это за замок, он и собственного имени уже не мог вспомнить, не мог понять, где он и что его привело сюда, к этим стенам. Единственное, что он знал – за ними отступит пустота.

– Как вам без сомнения известно, граф, существует множество разнообразных магических артефактов. Некоторые из них могут использовать простые люди, без капли магического дара в крови, другие – оживают только в руках жрецов и магов, а самые редкие и мощные – в руках своих создателей. Вы обладаете магической силой, пусть неосознанной, но от того не менее могущественной. Сила Лаара, бога войны, по природе своей разрушает и подчиняет, преодолевает и захватывает. Неважно, что именно – вражескую страну, чужое войско, непокорную женщину, упрямого ребенка или несогласного друга. При правильном использовании эта сила всегда одерживает победу, если только ей не противопоставляют еще большую магическую силу.

«Несогласного друга» – Ланлосс уже знал, что хочет сказать ему Илана, и устало вслушивался в себя, пытаясь понять, почему не вскипает волной возмущение, не нарастает гнев, почему он с готовностью слушает ее, и не находит, да и не ищет возражений. Саломэ – королева, Саломэ – мать Звездного Провидца, Боги и Маги, Аред и Конец Времен – все такое огромное, необхватное, слишком большое для одного человека, даже для непобедимого Ланлосса Айрэ. А белая ведьма продолжала говорить:

– Но герцог Квэ-Эро – не маг. Сила огня выжжет его стремление сопротивляться, сила Эарнира усугубит отвращение к смертоубийству, сила Лаара соединит оба воздействия и сплетет сеть подчинения. Боя не будет – герцог сдастся сам. И только вы можете вложить силу Лаара в артефакт, только вас герцог подпустит достаточно близко, чтобы этот артефакт использовать.

– Зачем же так сложно? Он меня подпустит достаточно близко и для обыкновенного убийства, – с горечью заметил Ланлосс.

– Убийство вызовет всеобщее возмущение. Добровольное раскаянье – усмирит бурю. Я обещаю, что отнесусь к герцогу Квэ-Эро со всем возможным снисхождением, – но в холодном голосе наместницы не было и намека на снисхождение.

Смутное ощущение неправильности происходящего отступало, безнадежно проигрывая всепоглощающему противнику. Рубеж за рубежом обрушивались бастионы: детский смех, улыбка на загорелом лице, персиковый цвет, насмешливый взгляд серых глаз с едва заметными голубоватыми прожилками, расходящимися от зрачка. Дольше всех продержался парус, вызолоченный рассветным солнцем, выгнувшийся в попытке обогнать задиристый ветер. Но и он рассыпался в мелкую пыль.

Он стоял в круге силы, чувствовал, как странное покалывающее тепло пронизывает все тело, слышал, как сливаются в песню без слов голоса магистров, и слышал свой голос, вплетающийся в бессловесную паутину, видел, как «ничто» превращалось в «нечто», как из слова и жеста, песни и силы рождался заколдованный металл. А потом он протянул руку, и серебряный пояс послушно скользнул к нему, обхватил талию, с голодным лязгом защелкнул пряжку.

И герцог пошел к замку – медленно, отвоевывая каждый шаг у земли и неба, у пустоты и отчаянья. И когда у высоких ворот его подхватили чьи-то руки, пустота отступила, уступив место бархатной тьме.

Наместница встретила Ланлосса Айрэ в своем кабинете. Там же ждали магистры и Хранитель; для них, несмотря на суматоху, принесли кресла. Ланлосс прикрыл за собой дверь, снял пояс и брезгливо кинул его на пол – будто не серебро держал в руках, а шелушащийся крысиный хвост. Магистр Илана вздохнула:

– Не начинайте все сначала, граф, – с ласковой укоризной, словно пеняя капризному малышу, сказала белая ведьма, – вы спасли тысячи жизней.

О, если бы он мог начать все сначала! Но серебряный пояс разорванной петлей лежал на полу – тусклый металл, исчерпавший себя до дна. Ланлосс смотрел на наместницу – Энрисса словно и не заметила, как он вошел – она по-прежнему сидела в кресле, прижавшись к спинке, не мигая глядя на стенную лампу – матовый янтарный плафон с прорезями. Внутри догорала свеча, и, казалось, для наместницы не существовало сейчас ничего важнее бьющегося о стекло огненного язычка. Ланлосс окликнул ее:

– Ваше величество, вы дали слово.

Энрисса медленно кивнула, словно вспомнив, где она находится: