Вера Школьникова - Выбор Наместницы

После похорон брат и сестра перестали разговаривать, словно в пику Ивенне, Иннуон начал проводить больше времени с беременной женой, с удивлением обнаружив, что Соэнна способна быть интересной собеседницей. Разумеется, не сравнить с сестрой, но о сестре он не хотел даже думать, пытаясь вычеркнуть ее из сердца так же, как до того вычеркнул мать. Узы рвались неохотно, до сих пор случайно увидев Ивенну в коридоре, он чувствовал боль, но не собирался отступать. Выход неожиданно подсказала Соэнна, так и не избавившаяся от неприязни к золовке. Супруги сидели в гостиной, Соэнна читала письмо от старшей сестры, Иннуон перелистывал отчет казначея, когда жена отвлекла его внимание:

– Ну надо же, какие чудеса случаются!

Иннуон приподнял бровь – в чудеса он не верил, а чудеса, в свою очередь, оскорбленные подобным к себе отношением, предпочитали случаться подальше от скептически настроенного герцога.

– Что, статуя Хейнара в суремском храме опять сбежала с постамента и принялась охотиться на неверных жен? – Лет пять назад один сообразительный купец, в порыве праведного супружеского гнева задавший трепку своей супруге, сумел убедить суд, что на самом деле это Хейнар внял его молитвам и навел порядок в купеческом семействе – посредством своей статуи.

– Да нет, сестра пишет, что наша тетушка вышла замуж.

– И что тут такого удивительного?

– А то, что ей тридцать два года! Никто и не верил, что найдется такой чудак! – Соэнна, в свои шестнадцать лет не представляла, кого может заинтересовать женщина старше двадцати. Разве что только мужа, тому ведь деваться некуда, так и то – все мужчины заводят молодых любовниц.

– А почему ее в обитель не отдали?

– А кто ее отдаст? Отец, пока жив был, любил очень, а как умер два года назад – она хозяйкой в доме осталась, братьев-то нет.

– Понятно, раз хозяйкой осталась, неудивительно, что муж нашелся. – Как он и предполагал – никаких чудес. С хорошим состоянием можно и в шестьдесят замуж выйти.

– Сестра пишет, что по любви.

Иннуон недоверчиво хмыкнул, а Соэнна продолжала, с ноткой сожаления в голосе:

– Жаль, Ивенна такая домоседка, может, и в нее бы кто влюбился. Ей ведь всего двадцать восемь, и приданое хорошее.

Герцог отложил в сторону бумаги:

– Влюбился, говорите? Без этого можно и обойтись, а вот замуж – это хорошая идея, – он так привык считать сестру частью себя, что мысль о возможном замужестве до сих пор не приходила ему в голову. Он посмотрел на жену – та, сама того не зная, подсказала единственный достойный выход из невыносимой ситуации. Замуж – не в обитель, никто не упрекнет, что герцог избавляется от сестры, хотя что ему до чужих упреков! Иннуон прищурился и снова поднес к глазам лист бумаги: так будет лучше для всех. Ивенне он все равно не нужен, она предала узы, так пусть будет счастлива с другим мужчиной, зла он сестре не желает. А сам он, наконец-то, перестанет мучить себя. Он еще раз повторил:

– Да, сударыня, вы подсказали мне прекрасную мысль.

Соэнна пожала плечами:

– Идея-то хорошая, но где жениха подходящего найдешь? Ведь герцогиню не за всякого отдать можно.

Иннуон довольно улыбнулся:

– Кажется, у меня есть один вариант, – согласившись с самой мыслью о расставании, он теперь хотел как можно быстрее уладить дело, да так, чтобы самые блестящие невесты позавидовали замужеству его сестры. Никто не посмеет сказать, что лорд Аэллин не платит по счетам, даже его родная сестра… особенно его сестра!

Последние недели своей жизни магистр Эратос провел в библиотеке Дома Феникса, туда ему приносил поесть молчаливый ученик, там же и ночевал, кинув на пол подбитый нестественно-алым мехом плащ. Остальные магистры на эти дни забыли о существовании библиотеки, даже уборщики-послушники предпочитали держаться подальше от покрытых пылью книжных полок, с учеником Эратос не разговаривал, – воцарившуюся тишину нарушал лишь быстрый шелест страниц. Магистр, словно в лихорадке, перелистывал фолиант за фолиантом, ища что-то, известное только ему одному.

Утром последнего дня он первый раз за все время не стал рыться в книгах, а подошел к окну, выходившему во внутренний двор. Несколько послушников складывали деревянный настил вокруг столба. Внезапно Эратосу стало интересно: почему для этой церемонии используют именно алмазную ель? Как будто обреченному магистру не все равно, на чем гореть. Не иначе, чтобы подразнить эльфов – обычного человека, посягнувшего на дерево в Зачарованном Лесу, ждала смертная казнь. Хотя, если вдуматься, орден Дейкар ни в чем не нарушал закон – казнь сегодня и состоится. Вошел ученик, нескладный вихрастый мальчишка пятнадцати лет, молча поставил на стол тарелки и направился к двери, но магистр остановил его:

– Погоди, Кэрли, – парнишка молча развернулся – он вообще не отличался особой разговорчивостью, потому Эратос и выбрал этого мальчика три года назад из толпы новых послушников, несмотря на то, что магической силы в нем было с птичкин хвост. – Ты знаешь, что будет сегодня вечером.

Мальчик кивнул:

– Магистр Ир к себе вызвал. Сказал – я сегодня магистром стану. Таким, как он. Не хочу таким. Сказал ему. Он выгнал.

Эратос ухмыльнулся – стать таким, как Ир, его горе-ученику не угрожало в любом случае, но слышать это все равно было приятно:

– Что, не хочешь попасть в магистры?

– А что там хорошего? Как гусь на зимний праздник: триста лет кормят, потом поджарят.

– Тогда слушай меня. Вот тебе кошелек, сразу после церемонии – уходи, им будет не до тебя. Силу я тебе не передам, и тебе оно ни к чему, и у меня свои планы есть. Тут достаточно, чтобы оплатить любое ученичество, великоват ты уже, в ученики идти, но если заплатишь – возьмут. Станешь, кем захочешь, и держись подальше от этого гадюшника. Все, о чем я тебя попрошу – передай это письмо. Там все написано, кому, как и когда.

Эратос знал, что для Кэрли так будет только лучше – угрюмый крестьянский мальчик попал в послушники не по своей воле: его родители с радостью избавились от лишнего рта, когда подвернулся удобный случай. Магических способностей парню хватало как раз, чтобы активировать самые простые артефакты, а ума – выучиться читать с запинками, письменную премудрость он так до сих пор и не осилил. По хорошему мыть ему посуду на кухне, а не в личных учениках у магистра ходить, но Эратос уже тогда предвидел, чем может закончиться его магическая карьера, и не хотел поставлять ордену еще одну жертву, особенно когда разглядел под угрюмой медлительностью мальчика доброе сердце. Вот и сейчас парнишка топтался на месте, теребя шнурок кошеля:

– А вам никак уйти нельзя? Может через черный ход?

Маг покачал головой: