Таня Хайтманн - Оборотень

— Форму волка-тени, — тихо, почти неслышно сказала Мета.

Рахель кивнула.

— Пока его хранитель еще ребенок, тень может принимать форму волка. Позже эта способность утрачивается, и только немногие способны предоставлять волку эту степень свободы. То, что сделал вчера Давид, было чем-то особенным, Мета. Его демон, должно быть, очень силен. Вернее, Давид, должно быть, очень силен.

У Меты вертелось на языке, что тень приняла форму, повинуясь ее зову. Но одного только упоминания об этом, наверное, оказалось бы для Рахель слишком. Да и Мета не испытывала желания усложнять все еще больше.

Поэтому она снова сосредоточилась на рассказе подруги о младшем брате.

— Августен тоже был сильным? — осторожно спросила она и представила себе мальчика с темными курчавыми волосами, с такими же открытыми чертами лица, как у Рахель: как он вытягивает руку и касается крупной головы волка, который ростом почти с него.

Рахель кивнула, убирая за ухо непослушные пряди.

— Ребенком Августен был сильным, потому что находился в гармонии с собой. А почему бы и нет? Волк был ему другом, доверенным лицом и каким-то непостижимым образом частью его самого. Мы с родителями тогда понятия не имели, с чем столкнулись. Хотя мы то и дело становились свидетелями проявлений волка, но чаще притворялись, что речь идет просто о необычайно настойчивом друге-фантазии. Запутанная история, о которой никто из нас не мог говорить. Августен рос и, понимая, что семья хранит мрачную тайну и страдает от этого, становился все более и более неуверенным. Он любил нас, но и своего волка он тоже любил. Это непреодолимое противоречие было необычайно болезненным для обеих сторон и оставило глубокие раны, которые так никогда и не зарубцевались. Вполне вероятно, что Давид может рассказать точно такие же случаи из своего детства.

Мета прикрыла глаза. Она приняла рассказ Рахель настолько близко к сердцу, что забыла о собственном горе. В то же время она ощущала близость к подруге и благодарность за доверие. Рахель, должно быть, было очень тяжело рассказывать историю своего брата, историю, полную потерь, — если Мета правильно истолковала дрожь в ее голосе. В то же время она поняла кое-что и о Давиде — то, чего не осознавала раньше. Отсутствие у него родственных корней и постоянная боязнь того, что она его прогонит… Желание близости, жившее в нем несмотря на необъяснимую отчужденность… Вполне вероятно, что у Давида с Августеном были сходными не только детские воспоминания.

Легкое прикосновение руки вырвало Мету из размышлений. Это Рахель предлагала ей еще чаю. Мета с благодарностью приняла ледяными руками горячую чашку и улыбнулась. Подруга с признательностью ответила на ее улыбку.

— Даже передать не могу, как я благодарна за то, что ты пришла и рассказываешь мне все это. Это настоящая дружеская услуга.

Рахель покачала головой.

— Я должна была сделать это ради тебя… и в какой-то степени ради себя. Ты должна понять, что, получая Давида, не просто получаешь мужчину с волком в придачу, а человека, чья жизненная история, вполне вероятно, полна ловушек.

Мета пристально поглядела на подругу. Со все возрастающим беспокойством она отметила, что, прежде чем продолжить говорить, Рахель закусила нижнюю губу.

— Давид не чувствует себя одним целым со своим волком, а это может быть очень опасно. Он оставил стаю — а я считала, что это невозможно, — и не заботится о своем волке… Не стоит полагать, что с волком очень легко иметь дело, по крайней мере в том случае, когда человек перестает играть по правилам. А самое важное правило гласит: живи в стае, и неважно, насколько она мала… или насколько испорчена. Волки нужны друг другу, и им нужен сильный вожак, который прокладывает для самых слабых путь в наш мир. Поэтому волк здесь: он хочет быть частью этого мира. С этой точки зрения Давид не так уж и не прав, когда называет волка демоном. Когда человек начинает отворачиваться от него, он превращается именно в это: чужую силу, которая захватывает тебя и выдвигает свои требования. Такое раздвоение выдержит не каждый.

Рахель закрыла лицо руками, и Мета услышала, как подруга тяжело вздохнула. Только через некоторое время она отважилась задать вопрос, который давно уже вертелся у нее на языке.

— Что стало с Августеном?

Рахель провела рукой по глазам, посмотрела на Мету, и во взгляде ее читалась причудливая смесь еле сдерживаемой ярости и печали.

— Когда Августен стоял на пороге юношества, в нашу семью пришла женщина — якобы мой брат случайно встретился ей и она увидела, как обстоит с ним дело. Она рассказала нам о его тайне и предложила принять его в свою стаю. После продолжительных дискуссий мои родители отдали ей Августена, который поначалу был более чем счастлив. Вероятно, он думал, что у него может быть и то и другое — и стая, и семья. Однако женщина-вожак оказалась очень властной и выходила из себя, если Августен покидал территорию, чтобы повидать нас.

Рахель на некоторое время умолкла и, погруженная в свои мысли, в растерянности оглядела комнату.

Мета беспокойно пошевелилась, не зная, как помочь подруге.

— Рахель, — осторожно сказала она, — если тебе настолько больно… Мне не хотелось бы, чтобы ты тревожила старые раны, чтобы помочь мне.

На миг Рахель застыла, словно ее силой вырвали из сна, потом с нежностью посмотрела на Мету.

— Хотя прошло немало времени, эта история по-прежнему причиняет мне невероятную боль. Но я рада, что есть кто-то, кому я могу все рассказать. Это так страшно — отрицать существование брата, потому что все, что касается его, представляет собой ужасную тайну.

Мета пыталась найти слова утешения, но Рахель понимающе погладила ее по колену. Так они и сидели, пока Рахель снова не заговорила.

— Как я уже говорила, волк — существо стайное, и ему нужны себе подобные. Одной из причин этого является то, что волки ментально связаны между собой и могут обмениваться впечатлениями и воспоминаниями.

Мета подняла руку, останавливая Рахель. Она не могла понять, как истолковать то, что только что услышала. Мысль о том, что кто-то мог проникнуть в воспоминания Давида, озадачила ее.

— Значит ли это, что остальные члены стаи могли знать о наших с Давидом встречах?

У нее вспыхнули щеки. Что именно знали члены стаи о их стремительно развивавшихся отношениях? Рахель понимающе кивнула.

— Сам по себе этот дар — это добро, которое может способствовать усилению стаи. Однако частенько им пользуются по праву сильнейшего. Вожак Августена пользовалась им для контроля. Когда брат приходил к нам, то не отваживался открыться. Я не думаю, что на него так уж сильно давили, — вполне вероятно, что так чувствовали себя и остальные члены стаи. Но мой брат страдал от внутренних противоречий. Мы с родителями понимали, что должны отпустить его, что он не выдержит этого напряжения. — Взгляд Рахель устремился в пустоту, а слова звучали так, словно она говорила с кем-то из прошлого, что-то ему объясняя. — Если бы мы потерпели пару лет, то вполне вероятно, что Августен стал бы достаточно сильным для двойной жизни, хотя по-настоящему я в это не верю. Но мы не могли от него отказаться. Когда семья хранит какую-то тайну, это усиливает связи внутри нее, и кажется неважным, к насколько плохим результатам это может привести. Когда Августен в очередной раз уходил от нас, мы настаивали, чтобы он как можно скорее пришел снова. Пока однажды он не пришел. Ни слова прощания, просто бесследно исчез. Августен больше не мог выносить блуждания между мирами.