Таня Хайтманн - Одержимые

— Веди себя хорошо, дрянь такая!

Леа не знала, кто из этих двоих вызывает у нее большее отвращение: грубый Адальберт или его мерзкий помощник. Вид обнаженного беспомощного Адама, лежавшего у ее ног, едва не свел ее с ума.

— Что вы собираетесь делать с нами? Наверное, где-нибудь среди деревьев стоит емкость с кислотой? — спросила она, опасаясь получить ответ.

— Нет, от того, чтобы расчленить вас обоих нас удерживает лишь сознание, что вы будете страдать значительно дольше, чем в случае с кислотной ванной. Вас очень хочет видеть мой наставник; в конце концов, он уже знает достаточно много необычного о тебе и твоем бешеном дружке. Насколько я слышал, Акинора едва не сошел с ума. А вы оба внезапно как сквозь землю провалились. Ну, теперь-то мы вас поймали, не так ли?

Адальберт был, очевидно, крайне доволен собой, и внутри у Леа все сжалось от ярости. Как раз в тот самый миг ее невидимый страж с удивительной легкостью поднял ее. Она размахнулась ногами и изо всех сил ударила, не разбирая куда. Адальберт быстро ретировался, но, к ее несказанной радости, ей удалось задеть локоть Майберга. Его визг и детское возмущение в глазах немного остудили ее ярость.

Внезапно у нее из легких словно ушел весь воздух — страж пробудился ото сна. На секунду у нее потемнело в глазах — настолько сильной была хватка его рук.

— В следующий раз мы будем реагировать немного быстрее, не так ли, Рандольф? — Адальберт вновь выудил свой платочек и вытер пот со лба.

— Конечно, — прозвучал несколько меланхоличный ответ. Когда к Леа вернулось зрение, ей удалось краем глаза увидеть своего стража. Массивное лицо и коротко стриженые волосы, выше нее на целую голову. На ум тут же пришло сравнение с бульдогом, впрочем, увеличенным до гротескных размеров, однако это сравнение как нельзя лучше подходило к тяжелой руке с бесчисленным множеством рыжих волосков, которой он держал ее словно в тисках. Пара безжизненных глаз равнодушно смотрела на нее — похоже было, что, по крайней мере, этот великан не держит на нее зла из-за недавней вспышки гнева.

Тем временем Майберг снова принялся за потерявшего сознание Адама. Для Леа осталось загадкой, что именно он исследовал, водя пальцами по обнаженному телу. Очевидно, Адальберт тоже этого не понял, потому что пнул Майберга носком туфли. Помощник неохотно убрал руки.

— У Майберга слабость к существам, которые ничего не могут сделать. Не особенно приятная черта характера, но, в конце концов, всем нам нужно что-нибудь для сильной мотивации, — пояснил Адальберт, словно читал лекцию о жизненной несправедливости, сидя у каминного огня. На это Леа ответила ему только презрительной ухмылкой, которая, похоже, не произвела на Адальберта особого впечатления. — Вы двое были так умилительны в своем уединении. Так что неудивительно, что в Майберге пробудились давно забытые чувства. Пусть даже его бурные фантазии наверняка бы вам не понравились.

Мужчина стряхнул со своего плеча волосок, что впрочем, было больше похоже на то, что он хочет поздравить себя со столь гениальным изложением вопроса. Леа содрогнулась.

— Такая красивая пара, на природе. Кто бы мог подумать, что Адам позволит себя приручить? Я запомнил его с оскаленными зубами и окровавленными кулаками. Готового в любой момент спустить свое бешенство с цепи. Чего только не сделают колени смертной женщины… Вообще-то это — хм… отрезвляет. В некоторой степени лишает величия, если вы понимаете, о чем я говорю. Идешь на такие расходы, чтобы посадить его на цепь и вреда особого не причинить. А тут выясняется, что он превратился во льва, который чувствует себя в раю. Мирно лежит рядом с ягненочком.

— Адальберт, — сказала Леа, сознательно копируя ленивый, нагловатый тон. — Ты потеешь, и пока ты совершенно не испортил свой хорошенький костюмчик, нам стоит тронуться наконец в путь. Итак, есть ли еще что-то, что ты обязательно должен сказать? Какую-нибудь самодовольную дурость, вроде как тогда, во время нашей последней встречи, прежде чем Этьен задал тебе жару?

Адальберт обнажил зубы, что, вероятно, должно было означать, что ни одно из слов Леа не пробило его внутренний защитный барьер.

— Я бы охотно предложил тебе снотворное, чтобы тебе не пришлось терпеть наше присутствие. Но боюсь, что оно слишком сильное для твоей конституции. Или ты настаиваешь? — Он вопросительно поднял брови.

Леа удержалась от ответа.

Хоть плачь: все эти годы Адам думал только о том, как добраться до этого человека. И как раз тогда, когда он оставил бесплодные попытки отыскать его и начал устраивать свою жизнь, Адальберт тут как тут — выскакивает, словно черт из табакерки. Однако не похоже, чтобы Адальберт действовал по собственному почину. За ним стоит кто-то, кто-то с возможностями и интересами, выходящими далеко за пределы мести — кто-то, давший Адальберту в руки пистолет с наркотиком, потому что ему не интересно вылавливать останки Адама из сосуда с кислотой. А для нее, очевидно, не был предусмотрен даже наркотик. Никаких примесей в крови, никакого риска, чтобы с ней что-либо произошло.

Леа казалось, что она застряла в бесконечной петле, отвлекаемая только жужжанием мотора и прерывистым дыханием Майберга. Пейзаж за тонированными стеклами авто проносился мимо, словно раздвижные кулисы в театре, нереальный и чужой. Эта странная поездка время от времени прерывалась, когда Адальберт останавливал машину и без лишних слов садился к ним на заднее сиденье. Грубым жестом убирал Адаму волосы с шеи, чтобы всадить следующую дозу наркотика.

Каждый раз, когда раздавалось шипение опустошенного патрона, внутри у Леа все болезненно сжималось. Один раз на месте укола образовался кровоподтек величиной с монету и начал быстро расходиться, словно капля чернил в стакане воды. Но прежде чем она успела определить форму пятна, демон залечил маленькую ранку. Борьба с наркотиком, очевидно, была для него очень тяжелой. В любом случае, Адам даже не вздрагивал, когда шприц пробивал кожу на шее, и жидкость под высоким давлением устремлялась прямиком в ткани.

Когда они были еще у озера и Адальберт перетягивал ей запястья синтетической веревкой, великан по имени Рандольф и астматически хрипящий Майберг занялись Адамом. Но уже через несколько шагов безжизненное тело, которое Майберг держал под мышками, выскользнуло у него из рук, и голова и плечи Адама тяжело рухнули на мощеную камнями дорожку. Увидев это, великан нахмурился и присел. Взвалив потерявшего сознание Адама себе на плечи, он поднялся с дрожью в коленях и поплелся к домику, а Майберг крался за ним на расстоянии нескольких шагов и задумчиво потирал руки.

Леа в свою очередь позволила этому воплощенному самодовольству по имени Адальберт толкать себя по усыпанной щебнем дорожке, не оказывая ни малейшего сопротивления — да и зачем? Даже если бы ей удалось сбежать от Адальберта, то оставался открытым вопрос о том, как освободить восьмидесятикилограммового мужчину, который к тому же еще и без сознания, плюс — убежать с ним. А без Адама никуда она не пойдет.