Дмитрий Гаврилов - Наследие Аркона

Хитровато улыбаясь, старик полез за пазуху и извлёк оттуда золотистое крупное яблоко. Божественный аромат моментально заполонил всю горницу.

Женщина, оставив работу — колесо вертелось само — кокетливо приняла подарок. Последовал затяжной страстный поцелуй, при виде которого у Василия аж мурашки пошли по коже. Дед крякнул и огладил окладистую седую бороду.

Оглянувшись на парня, хозяйка живо поняла, что тот уже не спит, сколь Василий ни притворялся.

— С добрым утром, добрый молодец. Пора вставать.

Отбросив тёплую шкуру медведя, парень обнаружил, что на нём нет не то что гимнастерки, но даже армейского нижнего белья. Зато была какая-то холщовая рубаха до колен.

— Взять бы свечку в руки — сошёл бы за ангела-послушника, — подумал он.

— Ну, положим, на ангела ты не больно похож, а вот, на Ваньку-царевича — смахиваешь здорово! — бесцеремонно расхохотался Хозяин и, сбросив шубу, присел на скамью.

— Ну и стыд! — опять промелькнула мысль.

— А чего срамного-то? Ноги, как ноги. Мои, вон, волосатее.

Скинув здоровенный валенок, дед размотал портянку и показал заросшую густым рыжим волосом голень.

— Вот это ножища? — удивился про себя Василий, — Даже у Виктюка с Донбасса поменьше будет.

На это мужик ничего не ответил. Поднялся, да так, что дом под ним просел на какой-то миг — по крайней мере Василию померещилось. Шлепая ступнями по доскам, дед направился к кадушке с кипящей водой, что вынесла откуда-то женщина. А может, и не вынесла — это Василий не приметил, а только так решил. Кадушка была массивная — не для женских рук.

Хозяйка ж забрала дедову обувку и, подмигнув парню, снова зачем-то вышла.

— Долго же я спал, — промолвил Василий, испытывая почему-то странную робость в присутствии хозяев.

— Разве ж это долго? Иные и по сто, и по двести лет могут всхрапнуть. Время ничего не значит! — старец погрузил ногу в кипяток, блаженно зажмурившись.

— А понимаю, летаргический сон, называется. Фельдшер сказывал.

— А кто-то уже тысячу лет в беспамятстве, и всё — ничего, — пробасил ученый старик.

— Ну, тут ты, отец, загнул! — оживился Василий.

— Всё может быть, — лаконично вымолвил тот в ответ и хлопнул в ладоши.

То ли парню почудилось, но, скорее всего, так оно и было. Деревянная кадушка приподнялась на полом и зашагала из комнаты вон.

— Ёлки-палки? — Василий протёр глаза.

— Пойдем, умоемся с дороги! — предложил дед, оставшись, как и его гость, в одной рубахе. — А баб стыдиться нечего, видали и ещё голее.

Неожиданно для парня они вышли во двор.

— Видать, лесничество какое-то… — объяснил себе сержант.

Впрочем, ни на какое лесничество дом не походил, это был красивый двухэтажный терем, срубленный на старинный лад. Неподалеку Василий определил на глаз синюю гладь льда, сковавшего небольшой пруд. А между ним и самим теремом были вкопаны толстые столбы с физиономиями бородатых мужиков, вроде того, что родный дядька установил у себя перед окном. На крыше дома, сложив крылья, громоздилась пернатое создание с женской головой и голой грудью.

Тут Хозяин вообще скинул исподнее и, болтая здоровым мужским естеством, принялся обтираться снегом. Василий замер, глядя на мощный, достойный античных скульпторов, торс.

— Тебя как звать, отец?

— Кличут по-разному, когда Седобородым, когда Высоким, но чаще Власием, Власом стало быть! Эх, хорошо!.. Зови и ты меня так — не ошибёшься!..Что, не любо такое мытье? — усмехнулся Влас. — Да, не та нынче молодежь. Не та!

— Батюшки! — всплеснула руками хозяйка, выбегая на крыльцо, — Эк чего удумал! Гостя простудишь!

— В здоровом теле, Виевна, здоровый дух! — обернулся к ней дед, даже не прикрывшись, и Василий отметил, что шея у Власа со спины почему-то синяя.

— У него дырка в плече…

— Была… ты хочешь сказать. А на шею мою, добрый молодец, не удивляйся. Это она из-за чужой жадности такая. Выпил, понимаешь, когда-то одну гадость. Вспоминать тошно. Но есть такое слово — надо.

Василий рванул с себя рубаху и уставился на едва заметную звёздочку чуть выше подмышки.

— Я тут подлечила тебя малость, — просто сказала Виевна.

— Спасибо, хозяйка? Но как? Каким образом.

— Пустяки, — молвила она, улыбнувшись.

Влас самозабвенно купался в сугробе. Василия при виде этого потянуло назад на печку. Буквально ворвавшись в дом с мороза, парень нашёл на скамье выстиранную да выглаженную гимнастерку, в которую немедленно облачился. Ещё раньше он приметил и свой тулупчик, все прорехи заштопала заботливая женская рука. Василий машинально ощупал подкладку, где у него были зашиты документы. Корочки на месте. В кармане тулупа некстати обнаружилась большая еловая шишка, измазанная смолой. Он оглядел помещение в поисках мусорной корзины, но ничего подходящего не нашёл. Правда, на широком подоконнике стоял высокий, объёмный горшок, полный чернозёму. Мусорить не хотелось.

Сержант подошел к окну и попытался расковырять ямку — авось, шишка-то и сгниёт.

Нестерпимый жар обжёг пальцы, Василий испуганно отдёрнул руку, едва сдержав бранные слова — на дне лунки искрился всеми цветами радуги яблочный огрызок.

— Эх, ты! Горемыка! — пожалела его Виевна, только что вернувшаяся в дом и помолодевшая на морозе лет эдак на двадцать.

— Ничо! Не будет персты совать, куда не следует! — ехидно заметил Влас, показавшись вслед за Хозяйкой.

— Я же не нарочно!

— Ты слышал, дед, он нечаянно!

— Я, вон, шишку хотел закопать!

— Да их в лесу полно, чего же прятать? Не золотая, вроде бы? — Хозяин попробовал протянутую ему шишку на зуб и отдал в руки жене. — Выкинь её на снег, мать.

— Я как-то сразу не подумал.

— Оно у русских всегда так… Сначала делают, потом примериваются. Ну, да, ладно. Пора к столу.

— Прах Чернобога! Откуда такое в войну? — подивился Василий, глядя на яства, расставленные поверх узорчатой скатерти: блинчики с мёдом, лесные орехи, невесть откуда взявшаяся свежая малина, квашеная капуста и пироги с ней. Посреди стола стоял здоровенный горшок, где пыхтела гречка.

— Ты хоть знаешь, кто Он такой? — рассердился Влас.

— Да, я так! — смутился Василий, будто сболтнул лишнего. — Дядя ругался — ну и я за ним эту привычку перенял сдуру.

— А ты больше повторяй. Вдруг он к тебе, и впрямь, Навь раньше срока обернёт!

— Ну-ка, молодой человек, дай-ка я тебе кашки положу! — суетилась рядом Виевна.

Некоторое время Василий медлил, ему казалось несправедливым, что они там, в отряде, пухнут с голодухи, а здесь, совсем рядом живёт некий лесник, и у него еды навалом.

— Спасибо, однако! Но мне к нашим пора, заждались, поди.

— Садись, герой! Тебе без проводника отсюда не выбраться. Да и как ты пойдёшь, если ноги еле двигаются? — усомнилась Хозяйка.