Личия Троиси - Две воительницы

— Сан?

— С ним все в порядке. Они не тронут даже волос на его голове, в этом я уверен.

— Покажи мне его. — Голос Тарика был хриплым и словно доносился издалека.

— Он в руках у них, но я собираюсь в путь, чтобы отбить его. Не бойся.

Тарик молчал, но по его щекам тихо потекли слезы.

— Приведи его ко мне… прошу тебя… приведи…

— Клянусь тебе, я сделаю это.

Тарику становилось все труднее дышать.

— И отомсти за Талью. Отомсти за нее вместо меня.

Идо кивнул, продолжая держать Тарика за руку. Значит, он уже все знал. Должно быть, он все видел.

Какое-то время в тишине дома было слышно только хриплое дыхание раненого.

— Я Идо, Тарик, — сказал наконец гном.

Раненый взглянул на него, и на один миг в лиловых глазах отразились растерянность и изумление.

— Учитель моей матери…

— Он самый.

Тарик, как он ни был слаб, смог улыбнуться.

— Я хотел быть таким, как она… И пытался быть таким.

— Не говори, если тебе трудно.

Может быть, Тарик даже не услышал последних слов Идо, потому что заговорил снова:

— Я больше не мог вынести того, что мой отец твердо решил остаться на том берегу Саара. Она умерла ради нас, а Всплывшему Миру отдала все.

Он умолк, сильно закашлялся, попытался дышать глубже.

— Но здесь все было не так, как она мне рассказывала, и я… я совсем не такой, как моя мать. — Он снова помолчал. — Я хотел прийти к тебе, сражаться вместе с тобой.

Идо горько улыбнулся.

— Ты видел, чем это кончилось для нас. Ты не смог бы победить. Но еще есть время, верно? И борьба не закончилась.

— Я ведь искал тебя, но потом познакомился с Тальей…

— Ты сделал правильный выбор, — шепнул ему Идо. — У каждого свой путь. Твой путь был таким.

Тарик снова какое-то время молчал, а потом спросил:

— Тебя прислал мой отец?

— Нет. Я пришел, чтобы защитить тебя и Сана.

Идо был зол на себя. Хорош оказался защитник!

— Жаль. Я бы хотел увидеть его.

Идо набрался мужества:

— Он писал мне письма все эти годы. Перестал писать, когда ты ушел. В последнем письме он просил меня не искать тебя, но, если когда-нибудь увижу тебя, сказать тебе, что он все понял.

Тарик молчал. Идо приблизил свое лицо к его лицу.

— Ты меня слышишь, Тарик? Он понял тебя так же, как ты, я уверен, понял его. И он просит у тебя прощения.

Тарик улыбнулся и сильнее сжал его руку. Больше они ничего не говорили до самого рассвета. Дыхание Тарика становилось все слабей, а его лицо все бледней. Но улыбка осталась на его губах.

Он умер еще до того, как взошло солнце.

Еще одно прощание, еще одна смерть. На этот раз они даже не успели познакомиться. Идо почувствовал, что его вот-вот раздавит тяжесть всех похожих на эту минут, которые он пережил до сих пор. Но он должен был что-то сделать — ради себя, ради Тарика, ради Ниал и всех остальных. Когда-то давно он сделал выбор — решил продолжать борьбу, даже если руки опускаются от горя. И он не повернет назад теперь, после всей этой крови и боли.

После встречи с духами в лесу путешествие Дубэ и Лонерина стало спокойнее. Те странные призраки снова появились на следующий день перед заходом солнца, так что Дубэ и Лонерину снова пришлось дежурить по очереди. Однако на следующий день духи исчезли окончательно. Зато снова стали слышны звуки. Ветер бушевал среди ветвей, папоротники шуршали, когда их сминали лапы невидимых животных. Потом робко запела какая-то птица, и наконец зазвучали незнакомые жалобы, стихи, доносившиеся издалека. Тишина не была больше полной. Лес больше не таился и не молчал. Но от этого тревога, которую он порождал, не уменьшилась. В нем постоянно был полумрак. И Дубэ и Лонерин оба чувствовали, что за ними кто-то следит.

— Лес как будто наблюдает за нами… Как только мы вошли в него, он оттолкнул нас и послал по нашим следам своих духов, но мы выдержали это испытание. А теперь он изучает нас, и эта чаща полна существ, которые перекликаются между собой, — заметил Лонерин.

— Ты говоришь как поэт, — улыбнувшись, сказала Дубэ.

Он покраснел и ответил:

— Магия — это изучение природы, живущих в ней существ и ее законов. Может быть, поэтому я смотрю на природу, как ты сказала, «поэтически».

Дубэ подумала, что ей бы хотелось смотреть на мир так же. В ее мире все было уж слишком конкретно, в нем имело значение только выживание, а слово «жизнь» означало только способность есть, пить и дышать.

А Лонерин показал ей, что существует что-то помимо и выше этого.

Однажды Лонерин проснулся на рассвете и обнаружил, что Дубэ нет рядом. Он встревожился: нехорошо, если человек в их нынешнем положении отходит далеко от стоянки, к тому же Дубэ в этот день должна была выпить глоток своего лекарства.

Он позвал ее, но не услышал ответа и тогда стал искать ее вокруг стоянки.

Только отойдя далеко в лес, он смог найти Дубэ. Она была полностью погружена в себя. Он нашел ее среди стволов деревьев, и она была одета в черное, точно так же, как при их первой встрече. Дубэ двигалась изящно и быстро и держала в руке что-то, что блестело и чертило дуги в чистом утреннем воздухе.

Лонерин никогда не видел убийцу в деле. Он знал, что Дубэ убивала для Гильдии, убивала и до этого, но одно дело знать и совсем другое — самому увидеть и понять, что она сильна, что она — наемный убийца.

Было что-то притягательное в ее кошачьих движениях, в закрытых глазах, в танце ее кинжала. Это была смерть в таком обличье, которого Лонерин не знал, — не та, что он еще ребенком видел в общей могиле, куда люди из Гильдии бросили его мать, принеся ее в жертву Тенаару, а чарующая, сладостная смерть.

Он стоял и смотрел на Дубэ, не беспокоя ее. И поймал себя на том, что думает: «Вот так движется победитель. Так двигался тот, кто убил мою мать».

Ненависть снова вспыхнула в нем, обожгла его душу и привела за собой мучительные воспоминания о том прошлом, которое он скрывал. Ненависть к Гильдии, убившей его мать, не давала ему покоя, с этим чувством он непрерывно боролся. Именно ради этого он занялся магией. У него было его собственное задание, которое он должен был выполнить.

Он подумал: Дубэ попала в Гильдию по принуждению, но навсегда осталась одной из них.

И эта мысль показалась ему до тошноты отвратительной. Ему стало стыдно и неловко, и он поспешил позвать девушку, притворяясь, что подошел к ней только в эту минуту.

— Я не знал, что с тобой.

Дубэ удивилась.

— Мне нужно иногда упражняться, я чувствую себя лучше, если даю работу своему телу. Это старая привычка, — объяснила она и метнула кинжал в дерево, которое росло на расстоянии нескольких локтей от них.

— Я не знала, что ты встаешь так рано, — добавила она и пошла вынимать кинжал из ствола. Ее рука немного дрожала.