Личия Троиси - Две воительницы

— Ты держалась великолепно, — наконец сказал он. — Я был уверен, что ты продолжишь идти туда одна.

Она сдержанно улыбнулась:

— Я никуда не шла, ты это тоже видел, и уже сдавалась.

Лонерин покачал головой:

— Я следил за направлением, ты была не очень далека от верной дороги. Я чувствую, что мы рядом.

Дубэ улыбнулась, но была не очень убеждена в этом. Тогда Лонерин прижал ее к себе и поцеловал. Девушка не стала сопротивляться и ответила ему тем же, но в ее поцелуе еще был привкус холода и боли.

«Скоро я избавлю ее от всех страданий, вырву зверя из ее груди, освобожу ее от преследователей Гильдии. Я спасу ее, и она будет только моей».

Идо остановил коня, и незаметно задремавший Сан проснулся. С тех пор как гном стал хозяином положения, они не останавливались даже на мгновение, и теперь оба совершенно выбились из сил.

Он почувствовал, что мальчик за его спиной протирает глаза и оглядывается вокруг. Идо прекрасно представлял себе растерянность и беспокойство на его лице при виде открывшейся перед ним картины. Вокруг была только пустыня, на ней несколько сухих кустов, а впереди грозно возвышалась огромная гора Тал.

— Спускайся, — сказал он. — Без твоей помощи я не могу сойти с этого животного.

Сан подчинился, не задавая лишних вопросов. Он слепо доверился своему спасителю.

Идо слез с коня, произнеся при этом много разных ругательств, а потом несколько секунд стоял согнувшись, чтобы отдышаться. После этого, почувствовав себя лучше, он стал осматривать землю вокруг.

— Что ты ищешь? — спросил Сан.

— Знак, я поставил его здесь три года назад, и он должен еще быть на месте.

Идо стал ощупывать землю пальцами, наконец нашел то, что искал, и улыбнулся.

— Помоги мне.

Он показал Сану лоскут странной ткани, который был едва заметен среди песка. Этой тканью Идо пользовался в основном во время повстанческой войны: она была идеальной маскировкой для тайных входов в акведук Земли Огня. Ее делали из особого волокна, которое Соана когда-то обработала магическим отваром из трав, он делал эту материю еще менее заметной для глаз.

— Берись за другой конец и, когда я скажу «три», — тяни, — велел он.

Маскировочное покрывало достаточно легко сдвинулось с места, и среди запахов поднявшейся пыли Идо узнал запах Соаны. На одно мгновение он словно оказался далеко отсюда, в стране, где воспоминания еще плотны и материальны, как действительность.

— Что это?

Идо вздрогнул и очнулся.

Под покрывалом из ткани оказалась лестница, спускавшаяся в глубь земли. Мальчик смотрел на нее разинув рот, и гном не мог не почувствовать удовольствия. Во время войны против Дохора у всех новичков было такое лицо, когда он в первый раз приводил их сюда. При первом соприкосновении с жизнью повстанцев они все теряли дар речи.

— Сейчас увидишь, — ответил Идо и первым стал спускаться вниз.

Вода текла по руслу, ширина которого была около двух локтей, а глубина — примерно такая же; сводчатый потолок акведука возвышался над стенами боковых проходов, где два человека с трудом могли пройти рядом. Идо и Сан шли быстрым шагом по одному из них, вдоль канала, который слабо освещал их факел. Время от времени от прохода отходили вспомогательные ответвления, по которым вода текла в другие места — в глубину гор, в какой-нибудь крупный город или в Землю Скал, в реку Пассэл, из которой в Землю Огня поступала вода. Здесь было невыносимо жарко и сыро, но Идо чувствовал себя дома.

Он прекрасно помнил все. Каждый подземный ход казался ему старым другом, и он уверенно входил в этот ход, ощупывая стены кончиками пальцев. Все было совершенно таким же, как три года назад, когда сопротивление было подавлено и акведук Земли Огня, который был его опорным пунктом, опустел. Дохор для надежности приказал затопить некоторые проходы, но эта сеть каналов была так велика, что ее невозможно было уничтожить полностью. Правду говоря, почти никто не знал точно, на какое расстояние этот лабиринт тянется под землей. А Идо это знал, здесь была его родина, и он хорошо знал еще доступные и безопасные проходы.

После не очень долгого пути гном остановился: он и мальчик были на месте. Перед ними открылся огромный зал, местами освещенный светом, который проникал сюда из большого плафона в своде. Таких плафонов в акведуке было много, и снаружи они все были замаскированы кучками камней и густым кустарником. Этот зал раньше был резервуаром для воды, и в стенах были проделаны маленькие извилистые углубления и столько же проходов — в дома повстанцев.

Теперь, когда в них не было жильцов, это место было больше похоже на склеп, чем на место исторического сражения. Но память Идо быстро населяла зал его товарищами по борьбе, друзьями, женщинами и детьми. Для него эти маленькие черные воронки осветились бледным светом и как призраки перенесли его в прошлое, воскресив в памяти полное жизни и движения пестрое сообщество, среди которого жила и Соана. Идо хорошо помнил ее, свою женщину, — как она, с каплями пота на лбу и всегда с ласковой улыбкой на губах, вела в школу детей повстанцев или увеличивала силу оружия бойцов с помощью своей магии. С тех пор как Соана умерла, он не нашел в мире ничего, что могло бы соперничать с ее красотой.

— Здесь чудесно…

Идо повернулся и увидел, что Сан любуется залом, поворачиваясь на месте и запрокинув голову.

— Это акведук, да? — спросил мальчик, и его глаза ярко блестели.

Идо кивнул.

— Папа часто говорил мне о нем. В книгах сказано, что здесь побывала моя бабушка, когда искала седьмой камень талисмана, это легендарное место! Отец рассказывал мне, что он, когда был молодым, тоже хотел побывать здесь. И я чувствую себя как-то странно оттого, что стою здесь.

Идо грустно улыбнулся:

— Ты должен знать, что еще три года назад это место было полно людей, нимф и гномов, которые объединились, чтобы сражаться против Дохора. Потом все кончилось, и от этой борьбы осталось только то, что ты видишь.

Он вздохнул, потом сказал мальчику «Идем!» и повел Сана к жилым помещениям.

Обстановка в них была суровая: очень мало мебели, никаких отверстий, выходящих наружу, только ниши для факелов на стенах, низкие потолки, которых человек нормального роста стоя почти касался головой. Кровати были устроены в стенах и накрыты соломенными матрасами. Для личных вещей имелось несколько тумбочек и скамеек с ящиками.

Все осталось точно так, как в тот вечер, когда повстанцы потерпели поражение. В углу по-прежнему валялся перевернутый стул, а на столе недалеко от него лежали несколько открытых книг. Буфет был полон гнилых продуктов, но сухие фрукты и сушеное мясо оставались вполне съедобными.