Личия Троиси - Новое королевство

— Меня это не волнует. Достаточно того, что они нравятся тебе, — возразил тот, снова усаживаясь на стул. Он подал служанке знак, чтобы та продолжила делать массаж. — Позволю себе также заметить, что у меня гораздо больше вкуса… — добавил он, указывая глазами на женщину, стоявшую у него за спиной.

— Я хотел, чтобы их взяли на работу.

Фора вопросительно на него посмотрел:

— Оставь их здесь. В войске их оценят по достоинству.

— Нет, я хочу, чтобы они были отправлены в Макрат, во дворец к моему отцу.

Дядя принца замер на мгновение, а потом ехидно улыбнулся.

— Это так же невероятно, как и то, что некоторые вещи никогда не меняются. Уже много лет прошло с тех пор, как я начал обучать тебя, но ты так и не перестал быть наивным простаком.

Леарко, услышав оскорбительные слова, даже не двинулся с места.

— Я их купил, и они принадлежат мне по праву. Я могу делать с ними все, что захочу.

Фора небрежно махнул рукой:

— Делай как знаешь. Каждый развлекается по-своему. — А через мгновение добавил: — А ты готов к тому, что твоему отцу это придется не по вкусу?

Леарко, сжав кулаки, потупил взгляд.

— У тебя их столько уже было. И эта, возможно, не самая плохая. В любом случае о них мы поговорим после с глазу на глаз. — Фора бросил мимолетный взгляд на девушек. — Для двух посудомоек всегда найдется место при дворе, я бы придумал для них занятие поинтереснее.

— Они находятся под моей защитой, — снова повторил принц.

— Согласен, — раздраженно ответил его дядя. — Но теперь я бы хотел поговорить с тобой наедине.

Фора медленно оделся.

— Помоги мне, — надменно приказал он, и Леарко послушно подчинился.

Принц постепенно, вещь за вещью, помог дяде надеть доспехи и осторожно затянуть ремни на его теле. Ежедневно, из года в год, он выполнял это поручение: подобный ритуал предшествовал каждому сражению, в котором обоим предстояло принять участие.

Трясущийся человек неподвижно стоял и смотрел на него. Это был старик с огромными от страха глазами. Если бы он мог — взмолился бы о пощаде, но страх вынуждал его хранить молчание. Леарко почувствовал, как его рука, вся в холодном поту, скользнула по рукояти меча. Фора стоял сзади и смотрел на него в упор.

— Ну, давай же, — подталкивал он племянника.

Во второй раз он принуждал Леарко к действию, и с каждым разом все больше раздражения звучало в его голосе. Дядя уже два месяца был его наставником: принцу тем временем было не больше тринадцати лет.

До сего момента мальчик был убежден, что не было на свете никого более неумолимого и ужасного, чем его отец. Принц потратил годы на то, чтобы добиться расположения короля: до изнеможения совершенствовал он свое искусство фехтования, изо всех сил пытаясь укрепить и сформировать свое худощавое тело в соответствии с требованиями военного искусства. Но тот ни разу даже не улыбнулся ему, ни единым жестом не выразил своего одобрения.

— Ты — слабак, — с неизменной язвительностью в голосе повторял король, обращаясь к сыну. И эти слова больно ранили принца.

Матери Леарко словно не существовало: он видел ее только во время наиболее важных официальных церемоний. Остальное время эта женщина, словно чужестранка, избегала людей; на протяжении многих лет она предпочитала уединяться в своих покоях, обрекая себя на добровольное затворничество. Принцу никогда не удавалось ни заговорить с ней, ни даже коснуться ее рукой.

В то время Фора был похож на полумифического героя: он был человеком высокого роста, могучего телосложения и безграничной силы, мальчик никогда не смел к нему приблизиться.

Вскоре последовало отцовское решение.

— Ты отправишься принять участие в сражениях в Земле Ветра. Настало время тебе узнать, что такое битва, и научиться настоящему боевому ремеслу.

Услышав эти слова, Волько, адъютант короля, запротестовал:

— Но, господин, он еще ребенок…

— Я был на год младше его, когда попал в Академию.

— Но война…

— Я — король, и мне решать, что лучше для моего сына!

Так Фора стал наставником принца, и юноша повсюду следовал за ним. Леарко, обвешанный тяжелыми доспехами и размахивая мечом, участвовал во всех битвах подряд.

С тех пор он видел только кровь, жестокие убийства и зловонные поля, усыпанные истерзанными телами. Принц был всегда в самом центре событий, и всегда позади него стоял его дядя, готовый в любой момент спровоцировать его на месть.

Никого не беспокоило, что мальчик может быть ранен или даже убит. Его посылали в самую гущу схватки, как будто он был простым солдатом. И до сего момента спасением своей жизни он был обязан только некоторым своим боевым товарищам. Они оттесняли Леарко за пределы поля битвы, а сами сражались вместо него.

За два месяца он не убил ни одного человека. Леарко знал, что отец был им недоволен и что он хотел видеть в нем жестокого и беспощадного воина. Мальчику было всего тринадцать лет, но он уже отчетливо понимал, что королевства держатся на крови тысяч людей. Однако принц не принимал этого, потому что это противоречило его воле. Фора жестоко карал его за каждое проявление неповиновения: от ударов плетью вся спина Леарко покрывалась кровавыми полосами.

— В бою ты должен быть первым, понятно?

Эти слова терзали его сознание так же глубоко, как хлыст оставлял след на его теле.

Наконец настал тот роковой день.

— Сегодня мы казним восставших. Я хочу, чтобы и ты был там.

Леарко склонил голову. Уже не в первый раз он присутствовал при казни. В течение пяти месяцев такое случалось не единожды, но принц все еще не мог привыкнуть. Всякий раз, когда палач наносил свой удар, мальчик закрывал глаза.

Итак, у принца не осталось выбора. Он последовал за Форой к назначенному месту.

Меч неумолимо опустился на головы пятерых несчастных.

Остался один старик.

— Этого убьешь ты.

Слова дядя ужасным эхом отозвались в голове мальчика.

— Но я…

— Ты никогда не сможешь стать человеком, тем более солдатом, пока не научишься убивать.

Как во сне Леарко позволил затащить себя на эшафот. В руки принцу вложили меч палача, на котором были выгравированы слова: «Прими, Господь, душу человека, которого я намерен убить». Но Леарко даже не взглянул на него. Он посмотрел только в испуганные глаза старика и проникся непреодолимой к нему жалостью.

— Не хочу, — пробормотал он, оборачиваясь к Форе. Юноша знал, что тот был далеко не самым милосердным человеком, но тогда он искренне надеялся, что его взгляд сможет тронуть даже сердце короля.

— Убей его, и все кончено.