Людмила Минич - Ступени в вечность

— Да, вот так, — уже без вызова сказала девушка.

Она уже немного остыла.

— А вот он, — Маритха указала на неподвижную фигуру позади, — меня от смерти спас. Из-под ножа мою Нить выдернул. Второй раз уже.

Раванга слишком велик, чтобы не расслышать её немого упрёка.

В дверях все ещё корчился Тангар, силясь выбраться из непонятной ловушки.

— Отпусти его, Саис.

— Если ты сам не можешь совладать со своими людьми… мне остаётся сделать это за тебя, — насмешливо уронил Ведатель. — Я не столь терпим к человеческой глупости.

— Это не мои люди.

Маритха опять со злорадством поглядела в круглые от удивления глаза Первого хранителя.

— Тем более, — услышала Ведателя. — Я их не звал. Выходит, и ты тоже.

— Отпусти его, и он не будет рваться внутрь. Обещаю тебе.

Раванга обернулся к Тангару.

Ведатель слегка пожал плечами. Хранитель тут же рухнул наземь, остервенело потирая ногу, беззвучно что-то бормоча. Его сразу подхватили под руки, вытащили наружу. Дунул ветер, растрепал свечное пламя. Дверь оглушительно захлопнулась.

Маритха, наконец, выдохнула. Дух захватило, когда Тангар шмякнулся на пол безвольным тюком. Вот это мощь! Вот это сила! Ей бы хоть кусочек, никто бы тогда не отважился… Хоть кусочек!

Да, а почему Раванга даже пальцем не шевельнул, чтобы врагу своему помешать? Почему за Тангара своего разлюбезного не вступился? Неужто правду говорил Такхур про Великого, что он только за убогих горой стоит, а обычному человеку от него…

Девушка испуганно зажала рот, не зная, как ещё остановить непослушные мысли. Вроде помогло.

— Он слишком горяч, Маритха. — Раванга улыбнулся ей, и сразу стало спокойнее. — Хороший урок никогда не помешает. И неважно, кто его преподаст.

Ведатель хмыкнул. Раванга улыбнулся в ответ, едва-едва, неуловимо.

— Уроки недругов помнятся дольше.

— И гораздо лучше, — усмехнулся Ведатель. — Ты лучше других знаешь, Раванга, что сюда можно войти лишь с моего соизволения. Это мой оплот, моя твердь посреди Табалы, подаренная Бессмертными. Зачем ты привёл их за собой во второй раз? Для того, чтобы твой любимчик получил урок?

Маритхе почему-то стало больно от его насмешки. Ты снова тащишь за собой хранителей, говорил Ведатель. Ты боишься меня, говорил он Раванге. Всегда побеждает мощь, сила вроде той, что за Ведателем стоит. А Нить… Нить хочет сиять и радоваться… так же, как все вокруг Великого. Нить хочет купаться в его лучах. Отчего же Маритхе так не повезло, отчего нужда в ней оказалась как раз у того, кто слова не скажет, чтобы не обидеть, не уязвить больнее некуда. А другому, совсем не похожему на этот мир, она и не нужна вовсе, даже… Нет! Наплёл этот злой наушник! Не может Великий Раванга о смерти её мечтать! Только раз на него глянуть — и сразу ясно, как обвёл её хитрый Ведатель!

— Вот как, — ещё раз повторил Раванга, и девушка даже не поняла, к чему это было сказано.

Повисло молчание. Противники больше не вымолвили ни слова. С места не двинулись. Маритха неловко переминалась с ноги на ногу, раздёргивая бахрому на своём поясе, не зная, что сказать, что сделать. От беспокойства даже задышала тяжелее, мечтая, чтобы у кого-нибудь, наконец, хоть словечко вырвалось. Однако они все возвышались друг против друга, накрывая её своим безмолвием, давя тишиной. Казалось, даже свечи перестали трещать.

Девушка бессильно опустилась наземь. Ноги налились ужасной тяжестью и больше её не держали. Голову распирало во все стороны неведомой силой, грозившей снести макушку напрочь. Воздух слишком медленно втягивался в стиснутую со всех сторон грудь. Сейчас она, как бедняга Тангар, барахталась в тягучем вареве, и оно вовсю пригибало девушку к полу, вливалось внутрь вместо воздуха, набивало тяжестью нутро.

Маритха вздохнула в последний раз и откинулась на шкуры, не слыша и не видя ничего вокруг.

— Вернуться можно всегда. Даже если нет пути обратно, — сказал пришедший.

— Всегда можно вернуться, — то ли повторил, то ли подхватил хозяин. — Хорошие слова, Раванга. Но сказаны не тобою.

— Однако я не устаю их повторять.

— Тем паломникам, что кишат у твоего порога. Вот им и повторяй. Я знаю их и так.

— Ты ничем от них не отличаешься, Саис, от паломников. Когда раздаются эти слова, ты глохнешь, сколько ни повторяй…

— Нет, Раванга. Я слышу, и слышу хорошо. Но их пора прошла, и прошла давно. Однако я помню эти слова. И чту, — отрывисто бросал Ведатель, не сводя глаз с противника.

— Не потому ли чтишь, что они выбиты над входом в Храм Ступеней?

— Не потому.

Снова повисло молчание. Никто из Ведателей даже не глянул на девушку, без чувств распростёртую на шкурах.

В небольшой комнатке посреди Табалы, затерянной в пустошах у Пограничной Расселины, бродили незнакомые медлительные ветры. Точно чьё-то мощное дыхание лениво перекатывалось из угла в угол, мимоходом окутывая противников. Раванга вытянулся, казалось, даже вырос, Ведатель же, назвавшийся Аркаисом, напротив, прирос к полу цельным монолитом. Даже пламя свечей вокруг него стелилось в сторону, пригибаясь к земле, в то время как огни рядом с Равангой тянулись вверх, свиваясь в узкие нити.

Извечную насмешку хозяина жилища, наверно, тоже унесло ветрами. Черты обострились ещё больше, глаза запали. Остановившийся взгляд смотрел в другое пространство.

Раванга, основательно вытянувшись вверх, тоже застыл, уставившись взглядом в никуда. Но видел он, должно быть, кое-что поприятнее — прозрачная улыбка то и дело всплывала, трогая почти окаменевший лик, потом уходила опять, унося подобие жизни.

Похоже было, что в комнате спал не один человек, а сразу трое. Только двоим удалось устоять на ногах, когда их окутало оцепенение.

Тонкий жалобный звук тронул густой, как рыбий клей, воздух. Потом ещё один в тон, и ещё. Потом муштары на стенах застонали все разом. Струны дрожали сами по себе, рождая немыслимо жуткий звук. Точно чья-то Нить рвалась, сопротивляясь каждым своим волокном, и никак не могла порваться. Шум нарастал. Все струны разом звенели в ужасающем вопле, наверняка перебудив уже полгорода, а двое Ведателей все мерили друг друга невидящими взглядами. Внезапно почти все пришло в движение. Фигурки на своих подставках задрожали, зашатались, вторя сумасшедшим муштарам. Казалось, началось одно из тех землетрясений, что нередко случаются в окрестностях Пограничной Расселины.

Достигнув поистине пугающей мощи, пиршество звука неожиданно пошло на спад. Первыми сдались самые низкие ноты, как раз те, что и вступили-то последними. Потом начали затихать и остальные. Несколько порванных струн — вот что осталось от светопреставления.

Противники разом осмысленно взглянули друг на друга.