Сергей Костин - Охотник за бабочками

— Даже не знаю, откуда он, — оправдывался Корабль, — Появилось данное пятно незадолго до вашего прибытия. А что и как, нет, не знаю.

Время шло весело и беззаботно. Пока, наконец, мы не прилетели, куда и направлялись, в Дьявольские Дыры.

Выбрав из всего огромного многообразия, только одну, нужную нам Дырочку, Волк, с разрешения капитана, то есть меня, стал осторожно приближаться к небольшому звездному скоплению.

Не зря ведь пропадали здесь боевые корабли Земного Содружества, поодиночке и целым набором. И хоть Волк был не слишком высокого мнения об этих «космических корытах», я лично ждал от Дьявольской Дыры неприятностей.

А если очень ждать, то они всегда наступают, неприятности.

В тот день мы двигались, примерно, на четверть углубившись на территорию Дьявольских Дыр. Чистый горизонт, хорошая видимость. Волк дотошно исследовал каждую гуляющую комету, каждый завалящий метеорит, докладывая о спокойствии.

Кузьмич пропадал на камбузе, поглощая сухари. Волк заявил, что пока тот не схрумкает последний сухарик, кормить нас нормальной пищей не станет. А так как Кузьмич отличался не только изрядной прожорливостью, но и был весьма изысканным гурманом, то ему ничего не оставалось, как заняться опустошением камбуза от хлебного щебня.

Я, закинув ноги на пульт, ковырялся с ногтями, приводя их в надлежащий вид. Ведь, как известно из исторических источников, у настоящего космонавта должны быть чистыми не только подотчетный корабль и скафандры, но также и ногти. Опять же, все-таки скоро увижу два миллиона брюликов. Я даже придумал, под что приспособлю тот отсек с единственным крюком. Подвешу на нее уродину куколку вплоть до прибытия на место. Авось не испортиться. Передам ее кому положено, получу брюлики, а потом к паПА. Прости паПА, упустил я свое счастье. Не вели казнить, а вели миловать.

Рев сирены, сотрясший Корабль, сбросил меня на пол.

— Что? Где? Кузьмич! Волк!

Первым, на удивление, отозвался бабочек. С красной от натуги мордой он предстал перед моим глазом и, надувая щеки, принялся показывать на свою спину. Подавился сухарем, стало быть.

Не вставая с пола, я вмазал ему промеж крыльев. Из горла Кузьмича вылетел кусок сухаря в два раза больший, чем голова самого Кузьмича. Как он это делает, не представляю.

Кивнул. Сказал спасибо. И к пульту. Справки наводить.

Но теперь его опередил Волк.

— На горизонте замечены превосходящие силы противника в количестве несметном. Можно посчитать, но лень. Сирену то выключать? Все слышали? Ну, тогда выключаю.

Когда всю сознательную жизнь охотишься за бабочками, поневоле учишься встречать любые опасности как нечто, само собой разумеется. Старушка Смерть частенько встречалась на моем пути, но, видимо, даже ей, колченогой, я казался слишком уродливой добычей. Зачем косить засохшую и скрюченную траву, когда вокруг полно сочной и высокой.

К присутствию Смерти привыкаешь быстро. Кто-то сознательно прогоняет даже мысли о ней, А кто-то знает, что вот она, рядышком, танцует свой странный танец с косами. Ну и пусть танцует. Авось запляшется, устанет, да забудет, зачем приходила. А коли, вспомнит, всегда можно плюнуть ей в лицо три раза, обязательно через левое плечо, и сказать: — «Позови меня с собой». От такой сознательности возрадуется старушка и вновь в пляс до упаду.

Говорят, помогает.

— Вранье все это, — Кузьмич приплюснулся к центральному обзорному иллюминатору, — Если в корабле поджарят, то никакие танцы не помогут. А эти запросто. Вон их сколько.

Правда Кузьмичевская. Уйма их. Уйма, это ровно сто одиннадцать штук. Круглые, черные горошины, окружившие нас со всех сторон.

— Драпать надо, как есть драпать.

И здесь он прав. Но разве Кораблю докажешь, что иногда лучше показать врагу спину, нежели вывалившиеся кишки. Я еще в самом начале заикнулся, давай, мол, Волк, потихонечку совершим убегающий маневр. По культурному, и без проблем. И что же он, стервец, заявил?

— Велика Галактика, а отступать некуда. Позади ни хрена интересного. Погибнуть смертью героев, вот настоящая доблесть!

Ему-то что, железяке самовосстанавливающейся. Покряхтит пару столетий металлоломом, приведет себя в порядок и снова дурковать в одиночестве. А нам каково?

Пока вражеский флот хранил гробовое молчание, только плотней окутывал нас своими кораблями, стискивая и без того узкие клещи.

Мы сознательно не посылали никаких запросов, дабы не раскрывать, кто мы, и что мы. Корабль посоветовал. Говорит, самая, что ни наесть надежная тактика. Прикинутся метеоритом, и молчать в закрылки. Надолго ли. И хоть потушены все бортовые огни и разговоры шепотом, но и дураку, даже инопланетному, ясно, что корабль обитаем. Блестит золотом, словно весеннее дерьмо в проруби.

— Вызывают они вас, — сообщил, наконец, Волк. Как завернул! Вас. А он, стало быть, вроде и не при деле. Ничего подобного. Одна компания. И отвечать все одинаково будем.

— Зажечь кормовые, поднять опознавательные, развернуть антенны, — встречать врага, так встречать. Не таясь.

Корабль выполнил команду, как и положено. Врубил все возможное освещение. Внутри и снаружи. Развернул усики антенн, взметнул в безвоздушное космическое пространство флаг.

Флаг этот лично я сам сооружал. Понимаю ведь, что любой корабль должен иметь святыню. Ради которой и умереть, и жить можно. Соорудил его из единственного свободного на борту материала. Мешка из-под сухарей. Намалевал посередине вензель свой, в виде замысловатой буквы «С», и вперед. Хорошо получилось.

— Передатчики включить, мониторы на полную яркость, команде занять места согласному штатному расписанию.

Последний пункт приказа Кузьмич выполнять отказался. Его штатное место было в камбузе с сухарями, а ими он уже объелся.

Корабль включил прямую трансляцию, мониторы засветились, и показали тех, кто окружил наш корабль.

На экране их было трое. По внешнему виду вроде люди. Головы полностью закрыты черными черепушками с гребнями на затылках. Верхняя одежда напоминает скафандры, только побольше всяких побрякушек.

— «Еконо ми цуси»? — сказал один из них и ткнул рукой, одетой в металлическую перчатку прямо в центр экрана. В меня, то есть.

Я пожал плечами, показывая, что ни черта не понимаю.

— Еконо ми цуси? — уже более грозно повторил незнакомец. И вытащил штуку, похожую на пушку.

— Цуси ми не понимай, — ответил я, и тоже вытащил ту саму железяку, с которой гонялся за Голосом в первые дни.

Черепки заволновались, загалдели, показывая на меня пальцами. Один из них рубанул себя по шее и издал неприятный хрип.

— Это якудзяне.

Я оторвался от экрана и внимательно посмотрел на Кузьмича.

— Откуда знаешь?

— Догадываюсь.