Сергей Костин - Охотник за бабочками

Конечно, можно дать команду и повернуть корабль обратно. Можно, конечно, сделав бешеный круг лет эдак в сто обогнуть этот нехороший участок вселенной. Но нужно ли это делать? Вот вопрос. И команда неправильно поймет. Смалодушничал командир? Да и я сам уважение к себе могу потерять. Где это видано, что бы профессиональный охотник за бабочками не с того ни с чего поворачивал обратно? Мало ли какие предчувствия. Смешно.

— Приближаемся к точке отворота. Состояние среды в норме. Видимость три тысячи световых. Радиационное поле в пределах нормы. Но эта ерунда впереди определенно чья-то глупая шутка. Взглянул бы, командир.

А я и так уже вглядываюсь.

Основной маршрут, обозначенный через каждые сто световых радиационными маяками, внезапно обрывался. И на этом самом обрыве висела в пространстве прямоугольная штука, вращающаяся по часовой стрелке. На каждой плоскости этой штуки была нарисована неумелыми руками стрелка, а сверху нее также коряво было выведено — «Объезд».

— Во! И знаки пошли. Или у меня в объективах мерещится.

С объективами у Волка было все в порядке. И он не ошибался. Справа от нас пролетел мимо буек с сияющей табличкой «Земляные работы». Потом пошли знаки ограничения скорости. «60» «40» «20».

— Снизить скорость до двадцати световых.

— Уже сделано, командир. Даже до пятнадцати на всякий случай скинул.

Это Волк правильно поступил. Пятнадцать оно даже как-то вернее. Особенно, если учесть, что вся эта ерунда в космосе просто бред свихнувшегося космонавта. Ну не бывает такого в открытом космосе. Я понимаю еще в мегаполисах, на космодромах. Но здесь…

— Идти самым малым до впередистоящего знака «объезд» и остановится от него в минимальной близости, — я еще не знал, что за план рождается у меня в голове, но свои слова воспринял совершенно спокойно. Если мозги предлагают что-то необычное, значит так и нужно делать.

Корабль скинул скорость до абсолютно смешной. «Смешной скоростью называют скорость космического корабля, при которой скорость идущего по кораблю пилота больше, чем скорость корабля относительно наружного объекта». Это определение я вычитал в библиотеке паПА в толстом справочнике начинающего космолетчика. Кстати, там был еще один интересный пунктик, как раз для нашего случая. А гласил этот пунктик о том, что если имеется перед носом нечто необычное, то нужно это нечто обязательно пощупать, понюхать и желательно запротоколировать.

— Нулевая скорость. Глушу двигатели.

Вселенский Очень Линейный неторопливо свел тягу на абсолютный ноль, но большой генератор не выключил. Умен. Если что произойдет, можно за десять стандартных минут разкочегарить установки и смыться на сверх световой без всяких проволочек.

— Я выхожу, — сообщил я команде приятную новость и направился к грузовому отсеку облачаться в скафандр.

Кузьмич вопросительно задрал брови, но промолчал. Он в последнее время стал слишком много молчать. После того, как я сообщил ему, что невесты для него на крошечной планете не имеется, он слегка приуныл. Все надеется, что когда-нибудь встретит во вселенной родственный себе экземпляр. Желательно женского полу.

Кто-то может спросить меня, зачем я полез в открытый? Для чего? Я отвечу. Мне не нравился звездный небосклон. Нет, на первый взгляд он был идеален. Сотня, другая неизвестных мне созвездий, винный путь, соединяющий несколько далеких галактик. Все, как и положено. Но вот что я скажу. Сердце охотника за бабочками чувствовало во всем этом фальшь. Как еще объяснить? Звезды, которые я видел перед собой, были… ненастоящими, что ли. Неживыми.

Это только новичок, впервые посетивший вселенную, распахнет свою глупую пасть на звезды, и будет вздыхать, умиленный красотой невероятной. А настоящий специалист со стажем скажет, что вон та звезда уже тысячу лет как мертва. А вон тот огонек мерцающий всего лишь обманка. Игра пространства воображаемая.

Здесь было примерно тоже самое. Вроде все на своем месте, а все неправильно. Ни одной живой звезды. И это меня слегка смущало.

Прихватив с собой ящик с инструментами, я покинул Вселенский Очень Линейный и попросил прикрыть меня огнем, если что. Волк, правда, в последний момент вспомнил, что есть у него робот исследовательский, но было уже поздно. Все самому приходится делать. Все самому.

Вертящийся знак «объезд» ничего существенного для изучения не представлял. Так, тумба вертящаяся. Большая, зараза, правда. Но так, ничего необычного. Внутри ядерный двигатель, сварное железо, местами пробитое насквозь. Хлам.

Я повертелся пару минут вокруг знака, потом понял, что сердце зовет меня дальше, к неживому звездному полотну. Интересно, кстати, почему знак этот поставили? Что за напасть случилась на трассе? Или совесть заиграла у тех, кто смерти любопытным обещал?

Пока ответов нет. Но есть весьма интересное наблюдение. Чем дальше отлетаю от «объезда» и от Корабля, тем неестественные становятся звезды. И горят они слишком ярко. И вид у них…

Седьмое чувство охотника заставило меня протянуть вперед руку. Вселенная была твердой и чуть упругой.

Кажется, я закричал. И даже врубил на полную мощность заплечные ускорители, чтобы рвануть с проклятого места. Но не смог. Передо мной было нечто, что не в силах был объяснить мой свихнувшийся мозг. Передо мной была твердая вселенная.

С корабля сыпались тревожные вопросы о моем состоянии, здоровье и последней воле. Кузьмич даже поинтересовался, упомянул ли я его в своем завещании, если таковое имеется. Я отключил связь. Не до этого.

Второе прикосновение прошло без криков и лишней истерики. Сердце, конечно, продолжало стучать как бешеное, но первое волнение исчезло. Пришел черед любопытству.

Я постучал по лампочке-звезде. Она немного подумала и лопнула яркой вспышкой.

Ну и дела. Простой охотник за бабочками взорвал звезду. Не поверят, кому расскажу.

Устроившись поудобнее, я открутил перегоревшую звезду. Самая обычная кристаллическая лампочка с ионным цоколем. Мда.

Отцепив от пояса резак, я, недолго размусоливая (лимит кислорода в баллонах еще никто не отменял) принялся проделывать во вселенной отверстие. Пять стандартных минут и готово. Я облизал обсохшие губы, пожалел, что нельзя смахнуть пот со лба и высунул голову в отверстие, прорезанное в поверхности лживой вселенной.

Далеко, далеко внизу, в молочной белизне болтался здоровенный рыбий хвост.

Я убрал голову из дырки, раскрыл инструментальный ящик, неторопливо достал разводной ключ, и со всего маху опустил его на голову. Стекло покрылось трещинами, но выдержало, а голова стала ясной, ясной.

Теперь оценим все трезвыми глазами. И мозгами, соответственно. Я вновь засунул голову во вселенную.