Алан Фостер - Час ворот

– У нас нет предводителей, – с легким раздражением возразил филин. – Советов и конгрессов тоже. Мы просто мирно сосуществуем, избегая при этом всех недостатков, возникающих в результате деятельности правительств.

– А как вы принимаете совместные решения? – поинтересовался Джон-Том.

Филин обозрел его взглядом, явно предназначенным для низшего существа.

– Мы уважаем друг друга.

– Сегодня ночью будет пир, – вмешался Малу, пытаясь разрядить напряженность. – Там и обсудим вашу просьбу.

– Едва ли это необходимо, – возразила Флор.

– Это не так, – запротестовал лемур. – Видите ли, мы можем принять вас и как друзей, и как врагов. Пир состоится в любом случае.

– Полагаю, что правильно понял вас, – сухо отвечал Каз, поглядев на острый, как бритва, клюв Толафея, способный перекусить кролика пополам. – И выражаю искреннюю надежду на дружественный прием.

Вечером они собрались в палате более просторной, чем все остальные. Джон-Том строил догадки, какая сила – природная или механическая – могла выгрызть подобную полость в почти чистом железе.

Помещение было едва освещено масляными фонарями. Обитатели Железной Тучи устроили столь яркую иллюминацию из уважения к полуслепым гостям. Гнутые стены украшали трофеи – перья и шкуры ящериц. Музыкой и танцами наслаждалось около двух сотен сов всех обличий и разновидностей и столько же их компаньонов-лемуров.

Гости с интересом наблюдали за переплясом пернатых и меховых собратьев. В пещере было тепло – впервые после Паутинников им удалось согреться по-настоящему.

Музыка казалась странной, впрочем, музыкальные инструменты выглядели еще более непривычно. Огромная белая сова-сипуха в розово-зеленом килте дудела на чем-то среднем между трубой и флейтой. Она держала инструмент в гибких кончиках крыльев и, балансируя на одной ноге, выводила мелодию клювом – пожалуй, даже лучше, чем это сделала бы пара губ.

Одни совы и лемуры плясали на просторном железном полу, другие же досыта насыщались за огромными изогнутыми столами. Было просто удивительно: джигу сменяли хороводы, однако совы, взмахивая огромными крыльями, прекрасно гармонировали в любом ритме с крошечными, но резвыми приматами. Когтистые лапы и ступни топали и выкидывали коленца, не сбившись ни на одном такте.

Когда ночь наполовину прошла, Джон-Том спросил у Флор:

– А где Клотагорб?

– Не знаю. – Она отодвинула высокогорлый сосуд с напитком. – Правда, великолепно?

Глаза ее светились почти как у акробата, выделывавшего невероятные прыжки прямо перед их столом, – длинные пальцы его рисовали в воздухе замысловатые контуры. К нему присоединилась самка-ифака [24] Вид лемура (прим. перев.) , и гимнастический танец продолжился без перерыва, но уже в парном исполнении.

Джон-Том обратился с вопросом к белому пушистому хозяину, сидевшему с другой стороны.

– И я тоже не знаю, друг мой, – отвечал Малу. – Старика в жестком панцире я не видел весь вечер.

– Не тревожься, Джон-Том, – бросил Каз с другой скамьи. – Наш чародей богат познаниями, однако обделен умением развлекаться. Пусть медитирует на здоровье. Кто знает, когда-то нам еще представится возможность полюбоваться подобным зрелищем. – И он махнул в сторону танцоров.

Однако тревога не отпускала Джон-Тома. Обозрев зал, он не заметил и Пога. Это было еще более странно – вкусы мыша были прекрасно известны молодому человеку. Он, конечно, толкался бы сейчас возле танцующих, заигрывая с какой-нибудь легкомысленной сычихой. Но фамулуса нигде не было.

Приятели Джон-Тома были чересчур увлечены приятным времяпрепровождением и не заметили, что юноша исчез из-за стола. Пятнистый долгопят с налитыми кровью глазами указал ему на уходящий в глубины горы тоннель. Джон-Том торопливо направился туда. Шум и музыка затихали позади.

Он уже успел проскочить мимо комнаты, когда услышал знакомый голос – волшебник стонал. Отбросив занавеску, молодой человек зашел внутрь.

Увесистое тело чародея покоилось на тонкой койке, прогибающейся под его тяжестью. Руки и ноги были втянуты в панцирь, наружу выступала одна голова. Она покачивалась и крутилась, словно пародия на прядильщика. Видны были только белки глаз. Чистые сложенные очки аккуратно лежали на стуле.

– Тише! – предупредил его голос. Поглядев наверх, Джон-Том увидел Пога, свисавшего с лампы. Трепетавший над мышом огонек просвечивал сквозь крылья.

– Что это? – спросил Джон-Том, разглядывая стонущего чародея. – Что случилось?

Издалека доносились слабые отзвуки праздника. Музыка более не казалась молодому человеку бодрой. В этой комнате совершалось нечто ужасно важное. Пог предостерегающе поднял палец.

– Мастер в трансе лежит. Я долько пару раз видел дакое. Его нельзя трогать, он запрещает эдо.

И оба остались присматривать за подрагивающим и стонущим в забытьи чародеем. Время от времени Пог слетал вниз, чтобы утереть влагу, выступавшую на открытых глазах волшебника, тем временем Джон-Том следил на входом – чтобы не помешали.

Это было ужасно – слышать подобные стоны из уст старика, пусть и не человека… Беспомощные слабые звуки, которые мог бы издавать заболевший ребенок. Время от времени угадывались обрывки почти понятных слов. Впрочем, в основном комнату наполняло нечленораздельное бормотание.

Звуки слабели. Клотагорб утих, лежа куском поднявшегося теста. Дрожь и подергивания прекратились.

Пог пару раз хлопнул крыльями и слетел вниз посмотреть, что делается с волшебником.

– Уснул деперь, – сообщил он успевшему устать Джон-Тому. – Утомился.

– Но зачем, – спросил человек, – зачем Клотагорбу понадобилось погружаться в транс?

– Узнаем, когда проснется. Все должно происходить естественно. Деперь остается долько ждать.

Джон-Том задумчиво уставился на оцепеневшее тело.

– А ты уверен, что он очнется?

Пог пожал плечами.

– Дак всегда было. Пусдь попробует не очнуться. За ним должок…

За занавеской послышались вопросительные голоса, и Джон-Тому пришлось объяснить причины их отсутствия. Время шло, музыка вдали утихла, и он уснул.

…Огромный бронированный паук с грохотом топал за ним, размахивая конечностями, с клыков его капало. Он бежал изо всех сил, но не мог оторваться от чудовища. Наконец ноги ему отказали и храбрость тоже. Паук сверху поглядел на недвижное тело. Клыки опустились – но не на грудь. Они кололи пальцы.

– Теперь ты не сумеешь играть, – грохотал голос, – теперь ты будешь ходить на юридический факультет, и только… Аха-ха-ха!

Его кто-то тряс.

– Друг, Джон-Том! Мастер проснулся.

Джон-Том потянулся. Он уснул на полу, привалившись спиной к стене. Клотагорб сидел на трещавшей под его тяжестью плетеной кровати и потирал нижнюю челюсть. Он водрузил очки на клюв, потом заметил Джон-Тома. Рассеянный взор проследовал дальше – к помощнику, – потом вернулся обратно.