Александр Зорич - Семя Ветра

Та ночь показалась и Тайен, и Герфегесту несправедливо короткой. Так всегда бывает, когда происходит что-то бесконечно приятное. Осиротевшая Тайен и обретший верного друга Герфегест любили друг друга, не зная ни усталости, ни пресыщения. Когда их руки снова сплелись в объятии, а их тела, обессиленные любовной схваткой, успокоились на грубом ложе, укрытом шкурами, Тайен, одарив Герфегеста страстным поцелуем, сказала:

– Мой господин, ты нежен словно слепой дождь в летний полдень. Ты искусен в любви, ты красив словно ожившая статуя бога. Ты умен и силен. Скажи мне, Герфегест, что ты делаешь в этой глуши? Неужели твое сердце не жаждет большего?

Герфегест растерянно улыбнулся. Неожиданный вопрос Тайен кинжалом ввинтился в его израненную память. Воспоминания нахлынули непрошеным потоком в их уединенное святилище, и ему ничего не оставалось, кроме как приоткрыть им навстречу врата своей души.

– Все, даже самое хорошее, рано или поздно надоедает. И подвиги, и слава, и память о них.

Тайен приподнялась на локте. Глаза ее блестели, а дыхание участилось.

– В точности такие слова говорил мой отец, – задумчиво сказала Тайен.

– В этом нет ничего удивительного. Это первые строки из поэмы Юмиохума Ремского, – рассеянно бросил Герфегест; спустя мгновение он приподнялся на локте, потрясенный, и пристально вгляделся в нежную темноту. «Юмиохум Ремский» – каким образом это имя может быть известно охотнику-горцу? Каким образом оно вообще известно в Сармонтазаре? – Постой, постой… Кем был твой отец?

Тайен долго молчала, всматриваясь в опасные глубины своего прошлого. Потом заговорила – глухим, опустошенным голосом. Совсем чужим:

– Тот человек, которого я называю своим отцом… он не был сыном народа гор… он… прости, мой господин… я не могу вспомнить…

Обессиленная неудачей Тайен уткнулась ему в грудь. Герфегест чувствовал, как по его коже теплым червячком проползла одинокая слеза – слеза девушки. Он был в крайнем недоумении – а недоумевать было с чего.

– Постой, Тайен, но ты ведь помнишь его слова? – тихо спросил Герфегест, в груди которого уже росла как на дрожжах смутная тревога.

– Только слова – и больше ничего… Я не могу вспомнить даже его лица. Не знаю, что произошло со мной… Единственное, что я помню, – расставание с ним нестерпимо… – бессвязно пробормотала Тайен. – Мне страшно…

Она дрожала всем телом и Герфегест почел за лучшее прекратить бессмысленные расспросы. Какая разница, в конце концов, кто ее отец? Что принесут ему ответы, кроме тревоги и новых вопросов? Он любит Тайен такой, какая она есть. И если расставание с отцом для нее нестерпимо, она имеет полное право на слезы. Женщина всегда имеет право на слезы.

Они надолго умолкли. Единственный человек из ныне живущих, расставание с которым было Герфегесту почти нестерпимо, был северянином по рождению, и его звали Элиен.

Многое связывало Герфегеста с ним, ставшим теперь зодчим и владетелем Вольного Города Орин. С ним, Звезднорожденным, обретшим себя в Лон-Меаре. Едва ли Герфегест, вновь вставший на Путь Ветра, когда-либо встретит Элиена. Им нечего друг другу сказать – так иногда случается даже между самыми близкими друзьями. Быть может, в следующей жизни…

– Мы некстати окунулись в наше прошлое, – утерев покрасневший от слез нос, прошептала Тайен.

Ее губы, отпечатав тихий поцелуй на правой ключице Герфегеста, стали опускаться все ниже и ниже, минуя опушенную кудрявыми волосами грудь и мускулистый живот, пока не достигли белого шрама на правом бедре Герфегеста. Среди многих напоминаний о бранных подвигах этот шрам выделялся своим цветом – в лунных отблесках он, казалось, слегка серебрился.

Там, в глубине давно зажившей и навеки скрытой шрамом раны, до времени покоился Белый Перстень Конгетларов. Алмаз, оправленный в серебро. Символ власти над людьми, которые умерли почти семь лет назад. Перстень главы Павшего Дома Конгетларов.

Тайен обняла бедра своего господина и прикоснулась пылающей вдруг вспыхнувшей страстью щекой к белой змейке шрама. Ее дыхание было горячим и возбужденным и Герфегест запустил руку в ее ласковые, пахнущие хмелем и первым снегом кудри. В тот момент ему казалось, что не хватит самой вечности для того, чтобы насытиться искренностью охотницы Тайен.

Врата Хуммера были вырезаны в абсолютно гладкой и плоской скале, которая, если смотреть на нее издалека, казалась чудовищной величины мостом, соединяющим Младшую Сестру и Подкидыша. Эти странные имена получили вершины от опасливых горцев, никогда не подходивших к Вратам ближе, чем на три лёта стрелы. Врата Хуммера были заперты заклятием, наложенным на них еще во времена войны Первого Вздоха Хуммера.

Через Врата пролегала единственная сухопутная дорога, соединяющая Сармонтазару и Синий Алустрал. Но дорогой не пользовались уже сотни лет, ибо всякий знал, что ворота непроходимы для смертных.

Сармонтазара и Синий Алустрал – две половины Круга Земель, некогда связанные узами и вражды, и дружбы – теперь были намертво отрезаны одна от другой. Морское сообщение также представлялось невозможным, ибо Завеса Хуммера в равной мере была крепка и в северных горах, и в беспокойных южных морях.

Но, как и все, что заперто, Врата Хуммера можно было открыть. Можно было и взломать.

Это было очень опасно. Это было почти немыслимо. Но некоторым это удавалось.

Разумеется, большинство смертных, отягощенных трусостью и здравомыслием, понимали, что не стоит лезть на рожон и пытаться решить задачу, которая по плечу отнюдь не каждому магу.

О землях, прилегающих к Вратам, ходила дурная слава. Безумец, решившийся попытать счастье у Врат, скорее всего попросту не нашел бы себе проводника, который дал бы согласие проводить его к Проклятому Мосту, соединяющему Младшую Сестру и Подкидыша. Кому понравится сопровождать людей к месту их гибели? Да и к деньгам горцы были сравнительно равнодушны.

Но не только это останавливало путешественников, жаждущих открыть для себя просторы Синего Алустрала.

Врата Хуммера находились настолько высоко в горах, что пройти к ним можно было только в месяцы Эсон и Элган. Лишь в конце весны погода благоприятствовала восхождению по склону Младшей Сестры. В остальное время такое восхождение делали глупой и самоубийственной забавой ураганы, снежные бури и муссоны. Черные тучи, налетавшие смертоносными птицами, унесли семена душ десятков отважных глупцов в Земли Грем. С каждым годом глупцов становилось все меньше.

Их небольшой отряд расположился на ночевку в зоне видимости Врат Хуммера. Герфегест помог Дваларе установить тесную походную палатку, обитую изнутри собачьим мехом. Скользнув взглядом по ладной фигуре Киммерин, которая возилась с ужином, он стал удаляться от лагеря. Он очень старался избежать встречи с Горхлой, которому тоже не сиделось у костра. Карлик не вызывал у него симпатии, впрочем, как и Двалара.