Василий Мельник - Городская фэнтези 2010

Он протягивает руку и убирает волосы с лица Эберта. Больной от этого бесцеремонного жеста просыпается, щурит заплывшие воспаленные глаза, тут же заходится в диком кашле, и тогда Валеас кладет пятерню ему на горло.

Моя первая мысль: что делает, гад… Пытаюсь его оттащить, тогда он другой рукой, не глядя, меня тоже хватает за глотку. Сбоку суетится и что-то говорит фельдшер, за стенкой мычит Куто, а у меня звенит в ушах, и думается: вот сейчас придушит обоих, Эберта — чтобы не кашлял, меня — чтобы не мешал душить Эберта…

Когда он разжал пальцы, я так и сполз по стенке на корточки и схватился за ноющую шею.

— Спасибо, — доносится из бокса слабый голос Эберта. — Теперь лучше… Спасибо вам.

— Я сделал, что мог, — небрежно бросает Валеас фельдшеру. — Тут сужабник, заварите для него.

Тот обеими руками хватает пакет с драгоценным лекарственным растением и тоже бормочет что-то признательное, а после, когда хлопает дверь фургона, спрашивает:

— Э-э, Матиас, вам нужна медицинская помощь?

— Нет! — хриплю яростно и пристыженно. — Я пойду…

Напоследок вижу, что Эберт, неуклюже усевшись на постели, за раз выхлебал компот и набросился на овсянку. Рад за него, словно гора с плеч, хотя на душе пакостно: почему выдающиеся способности иной раз достаются тем, кто их вовсе не заслуживает?

Интересно, это у меня взыграла недобитая зависть или протестует чувство справедливости?

Когда выбираюсь, все еще сорванно дыша, из медфургона, первым делом вижу Ингу.

— Ты чего такой встрепанный? Что-то не так с больными?

— С ними все нормально. — Не буду радовать ее тем, что мне только что чуть шею не свернули. Не знаешь, из-за чего спорят? — киваю на группу возле головных машин. — Он же запросил обычный для следопытов гонорар, если не врет.

— Кроме денег, он потребовал заложника.

Я присвистнул.

— Ни фига себе… Ну и дурак! Это же не лесная пехота, а Трансматериковая компания — дельцы и дипломаты, для которых худой мир всяко лучше конфронтации.

— Второй помощник капитана вызвался остаться, а этот его забраковал. Сказал, сам заложника выберет.

— Он, часом, не охренел?

Инга выразительно хмыкнула и пожала плечами. На сей раз мы с ней сошлись во мнениях. Второй помощник капитана, строгий пожилой дядька с бакенбардами и вислыми усами, самая подходящая фигура, чтобы стать гарантом безопасности зарвавшегося вольнонаемного провожатого. Валеас, что ли, забеспокоился, что его сдадут властям за убийство тех солдат или силком заставят подписать контракт с Трансматериковой, чтобы и дальше на нее работал? Так они же не идиоты — выкинуть подобный фокус с лесным колдуном, тем более таким отъявленным отморозком. И по-любому помощник капитана — идеальная кандидатура, кого еще ему надо… Тут мои мысли перескакивают на другое: а ведь гарант безопасности останется с Олой! Вполне себе здорово, если только для пущей надежности в каменную статую не превратят.

Олимпия бродит вдоль автоколонны, разглядывая машины, глаза лукаво блестят из-под пепельно-пшеничной челки. Подхожу и напрямик спрашиваю:

— На заложника будут наводить чары окаменения?

— Еще чего не хватало. — У нее вырывается фыркающий смешок.

— Тогда я согласен остаться. Как бы еще Валеаса убедить…

— Ой-е… Матиас, ты уверен, что действительно этого хочешь?

Она смотрит как будто с легкой обидой, наполовину наигранной, наполовину настоящей.

Не понимаю, в чем дело, но сердце сжимается. Уже начинает темнеть, пасмурная мгла угрожающе загустела, и к ней примешивается розоватый оттенок, хотя в облачном панцире не видно ни единой прорехи. Я снова мерзну, а Ола, кажется, нет.

— Это из-за того, что я спросил, почему вы не подманиваете животных, когда охотитесь? Не подумав ляпнул, честное слово. Я буду во всем тебе помогать по хозяйству и что-нибудь рассказывать, чтоб не было скучно. Добывать дичь я не умею, но попробуем договориться, чтобы нам оставили консервов из запасов каравана.

— Балда! — Ола неожиданно смеется. — Это же я поеду с караваном, а Валеас останется здесь. То-то я удивилась… Если хочешь со мной пообщаться, никуда не девайся, понял?

— Так заложник ему нужен, чтобы с тобой ничего не случилось?

— Будем считать, что для этого.

Группа, стоявшая возле таран-машины, двинулась в нашу сторону. Джазмин молчит и кутается в свои меха, Валеас время от времени что-то невежливо цедит, а все остальные дошли, кажется, до белого каления и говорят одновременно.

— Это пневмония! — срывая голос, кричит врач. — Вы это понимаете или что? Если оставить его в Лесу без наблюдения специалиста, летальный исход обеспечен!

— Толку было от вашего наблюдения, — презрительно замечает Валеас.

— Я же доброволец! — напоминает о себе отвергнутый помощник капитана, с перекошенным от раздражения раскрасневшимся лицом. — Согласно Уставу нашей компании…

— Еще чуть-чуть, и подерутся, — хихикает Ола, прикрыв рот ладошкой, чтобы услышал только я.

Джазмин и лесной колдун останавливаются около нас, караванное начальство уходит дальше, в облаках пара, как закипевший чайник. Небо постепенно меркнет, словно его заливает текущая поверху темная вода. Елажник превращается в почти призрачный, протяжно шепчущий массив, от сугробов тянет таким нездешним холодом, что начинаешь зябнуть при одной мысли, не дожидаясь ощущений.

— Капитан разрешил нам занять конференц-фургон, — сообщает Джазмин. — Идемте туда, ужин скоро принесут. Нам предстоит не слишком приятное, но важное дело — суд магов. Как раз набрался кворум.

Валеас ухмыляется совершенно по-бандитски. Могу поспорить, решил, что это его хотят засудить. Есть ведь за что — за голые трупы на поляне, за выкрутасы насчет заложника.

— А кто обвиняемый? — с нехорошим воодушевлением интересуется Инга.

— Матиас. Он сам об этом попросил, есть причина.

У меня с некоторым запозданием похолодело в животе. Столько всего произошло, что я и думать об этом забыл… А Джазмин не забыла.

Большую часть конференц-фургона занимает салон с мягкими кожаными диванчиками вдоль стен и овальным полированным столом, кое-где покорябанным, намертво привинченным к полу. Столешница темно-темно-коричневая, сиденья благородного коньячного оттенка, обивка на стенах малиновая с тисненной золотом ромбической сеткой. Золотистые линии местами стерлись, и почему-то меня это болезненно царапает. Занавески задернуты, три плафона на потолке еле теплятся: режим экономии. Ну и пусть. Уж лучше краснеть в полумраке, чем при ярком свете.

Несмотря на свое оцепенело-обреченное настроение, неслабо удивляюсь: я-то думал, что наши лесные коллеги стригутся накоротко, по примеру караванщиков, а Валеас отрастил патлы до пояса. Светлые, прямые, стянуты в хвост на затылке — в детстве я представлял себе с такими прическами мудрых и благостных чародеев, которые творят сплошное добро. Ага, встретил в натуре с точностью до наоборот… У Олы коса покороче, до нижнего края лопаток, вдохнуть бы аромат этих пепельно-соломенных волос, зарыться в них лицом… И тогда Валеас придушит меня окончательно, до летального исхода.