Лиланд Модезитт - Башни Заката

— Ну и не велика потеря. Он же ненормальный, даже имени своего не знает.

— Может, никогда и не узнает, если ты будешь бить его дубиной по черепу.

— Так он ведь спятил. Сущий псих.

— Он что, па кого-нибудь набросился?

— Не то чтобы набросился… Вдруг ни с того, ни с сего как заорет: «Нет!» Истошно так заорал, во всю глотку, вопит и ни в какую не прекращает. А магам это очень не понравилось. Ну, Джеро и огрел его по башке… От магов бы ему хуже досталось.

— Ладно. Я дам тебе знать, как у него дела, когда выясню.

Удаляющиеся шаги. Охранник и лысый уходят. Затем прямо над ним — женский голос:

— Они ушли.

Юноша дергается.

— Полегче. Сейчас развяжу.

Он расслабляется, а когда путы спадают, пытается пошевелиться. Голова раскалывается от боли.

— Лежи. Садиться пока не пробуй.

Он медленно открывает глаза и видит лицо целительницы. Та пристально всматривается в его лицо.

— Что случилось? — спрашивает она.

— Не… знаю… — бормочет он и тут же, ощутив откуда-то знакомую тошноту, поправляется: — Не совсем понимаю.

Она медленно кивает:

— Пожалуй, завтра ты сможешь вернуться к работе, но тебе придется проявить осторожность. Многое ты будешь видеть не так, как раньше. Настройка может оказаться нелегкой.

Повернувшись к открытому выходу из палатки, она продолжает:

— В пяти кай по направлению к Джеллико находится красивая долина. Маги сохранили ее для будущей гостиницы или места отдыха. Туда можно попасть по речке. Оттуда, через северные долины Кертиса, лежит путь в Слиго.

Тяжелые шаги заглушают шум барабанящего по палатке дождя.

— Дай-ка я снова загляну тебе в глаза, — говорит целительница.

— Э, да я гляжу, он очухался! — рычит возле входа в палатку охранник.

— Удар был не настолько силен, чтобы его убить, но голова у него болит сильно. Если сегодня дать ему отдохнуть, он поправится. Но приступы головокружения могут повторяться в течение нескольких дней. Так что если во время работы он вдруг зашатается или сядет на землю — не удивляйся.

— И сколько это будет продолжаться?

— Дня два. Может, три-четыре. Потом все должно пройти… Кость цела, так что для меня тут работы уже считай что и нет.

— Вот и прекрасно. Раз так, то он может валяться и на своей койке. Пошли, серебряная башка.

— Рано, — возражает целительница. — Если он сейчас встанет, то может снова свалиться без сознания.

— Ладно, пусть чуток отлежится. Я еще вернусь.

Дождь усилился, превращаясь в ливень. Впервые за много дней каменная пыль прибита к земле и больше не забивается в ноздри.

— Попробуй сесть.

Юноша свешивает ногу с края стола и на миг ощущает себя двумя отдельными людьми, по-разному видящими все вокруг. Даже дождь воспринимается так, словно идут два особых ливня, для каждого из них по отдельности.

— Встань!

Сильное звучание ее голоса поддерживает его, позволяя встать на ноги. Но его шатает, и, чтобы сохранить равновесие, ему приходится ухватиться за край стола. Целительница всматривается в глубь его глаз и говорит:

— Можешь сесть.

Голос ее снова лишен всякого выражения. Подныривая под промокшую, обвисшую парусину, в палатку заглядывает страж.

— Можешь его забирать. Что могла, то сделала. Но он еще слаб, так что на работу пока не посылай.

Юноша с серебряными волосами знает теперь, что у него есть имя. Но знает он также и то, что смертельно опасно сознаваться даже в этом ничтожном знании. Под приглядом стража он бредет под дождем в набитый узниками барак.

— О, серебряная маковка вернулся!

— Никак у него темечко и вправду из серебра. Помнишь, как огрел его Джеро?

Он молча направляется к своей койке, стараясь не смотреть на единственную пустую лежанку. Ту, которую занимал певец. Скоро ее займет другой приговоренный, а песня Редрика так и останется недопетой.

Надо бежать… бежать, пока Белые маги не узнали, что к нему возвращается память. Теперь он знает о своих былых умениях, но понятия не имеет — на что способен сейчас.

Пелену дождя над каньоном рассекает молния, следом доносится раскат грома. Дождь продолжает барабанить по крыше. Порывы влажного ветра то и дело врываются в дверь барака.

Пульсирующая боль в голове немного стихает. Юноша, подобравшись к краю койки, начинает слезать вниз. Его нога никак не может нащупать опору.

— Эй, лежал бы ты лучше на месте…

— Серебряная макушка, куда?..

Не откликаясь, с отсутствующим выражением лица, он ковыляет к выходу. Останавливается в проеме, глядя на дождь. Мир перед его глазами то расплывается, то двоится, но, хотя и с трудом, с болью, к нему возвращается прежнее видение.

Ливень еще продлится, но недолго.

Стражи стоят под парусиной, лениво переговариваясь.

Спустя мгновение юноша выходит под дождь и легким шагом направляется на восток, круто забирая в сторону незаконченного парапета, отделяющего дорогу от дренажного канала.

«…глянь, тыква серебряная!.. еще пуще спятил…»

«…стой, куда тебя…»

Но он не спятил. Напротив — хотя бы отчасти обрел рассудок. И знает, что может ускользнуть от магов лишь во время грозы или бури.

— Джеро, забери идиота!

Узник ускоряет шаг. До ограждения акведука остается не больше пяти локтей.

Помешкав, рослый страж обнажает меч и пускается вдогонку, но скользкие от влаги камни мешают ему бежать.

— Беги! Беги, серебряная макушка! — кричит кто-то из барака.

— Молчать! — рявкает крепко отстающий от беглеца охранник.

Со стороны может показаться, будто за полупрозрачным занавесом дождя разыгрывается беззвучная пьеса.

Пленник быстро ковыляет к парапету и вдруг замирает, словно пытаясь сосредоточиться. Страж догоняет его с мечом наготове.

Яростный порыв ветра хлещет водой в лицо стража так, что тот вынужден остановиться и проморгаться.

Беглец перекидывается через стену. На виду остается лишь одна рука, уцепившаяся за край парапета.

Страж подлетает к стене с занесенным клинком, смотрит вниз, отступает и кричит:

— Он пропал! Свалился в канал!

Его голос заглушается дождем и ветром.

— Как свалился? Куда? — второй страж присоединяется к первому возле ограждения, но спустя миг, то и дело оглядываясь через плечо в ту сторону, где исчез пленник, оба спешат к фургону, где размещаются Белые маги.

Грохот и звон.

Пронзительный свист.

Новые и новые стражи спешат к каналу, бегут вдоль русла, проклиная дождь, ветер и бурлящую воду.

Оказавшись во власти бурного потока, беглец пытается расслабиться и сберечь силы, отдав себя во власть течения. Он не успевает сделать и двух вздохов, как его проносит мимо временных ворот, отделяющих дорогу от строительного лагеря. Каторжного лагеря, представлявшего собой его маленькую вселенную… Сколько же времени это продолжалось? Вопрос остается без ответа. Сейчас его жизнь состоит из двух частей: проведенной в плену у Белых магов и той, что начинает к нему возвращаться. Беспамятство и плен могли исчисляться неделями, месяцами, а возможно, даже годами.