Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти

— К тому, что он связан с Эрнани и сыном Бланш. Двое танкредианцев врозь или вместе открыли тайну королевы Франциску и обрели спокойную старость и достойные магнусов надгробия?

— Хорошо, что вы напомнили о первом монахе. Думаю, он всего лишь заслонял брата Диамнида от праздного любопытства, но мы говорим о королях. Бастардов, признанных наследниками, много больше, чем наследников, объявленных бастардами, хотя были и такие... Нет-нет, я больше не покину нашего монаха ради чужих... Поверьте, эсперадор короновал бы Эркюля, даже будь тот сыном конюха. Олларианская ересь превращала сына Бланш из демонского отродья в оплот веры. Я вижу лишь одну причину, по которой принц так и не стал королем. Его отца. Живого.

— Ваше высокопреосвященство, вам все же надо творить. Такое не придет в голову даже Иссерциалу!

— Само собой, ведь жизнь — не созданная по двадцати предписанным Лахузой правилам драма, у нее иная логика. Поставьте себя на место Эрнани. Чужой сын, неверная жена, ее добавивший к собственному гербу корону любовник, неизлечимая болезнь, проигранная война... Достаточно, чтобы умереть, не правда ли?

— Правда. Исповедь Эрнани все же добралась до Агариса?

— А его завещание осталось в Талиге?

— И оно не похоже на подделку. — Только откуда у Катарины подлинник? Вот сочинить завещание и исповедь, сидя в Нохе, королева могла. Вдвоем с кардиналом. — Эрнани готовился умереть и умер.

— В том, что король хотел свести счеты с жизнью, сомнений нет, но он, как вы помните, не решался умереть от собственной руки и не хотел мстить жене и ее ребенку. Эрнани втянул в заговор, а это был заговор, хоть и возглавляемый королем, троих. Алва должен был договориться с Олларом, фок Варзов — доставить королеву в Агарис, Эпинэ — нанести удар милосердия сюзерену и вместе с Алвой покарать Придда. Это мы знаем от самого короля, дальше начинаются догадки.

Вряд ли у Эрнани была возможность собрать сразу троих рыцарей, скорей всего, он кратко переговорил с каждым. Я нашел несколько упоминаний о том, что Эпинэ с Окделлом долго искали Алву. Рискну предположить, что кэналлиец в это время уже был в лагере Франциска, а Эпинэ еще ничего не знал. Поиски закончились ничем, и Эпинэ, уже один, отправился во дворец. Видимо, ему удалось попасть к королю, и тот объявил о своих намерениях. Эрнани был добрым человеком, но даже добрые люди могут ненавидеть. Мне думается, король желал увидеть труп Придда. Вынудить Бланш бежать собирались, показав ей мертвых любовника и мужа и объявив, что город пал, хотя на самом деле ворота собирались открыть, когда королева уже будет в пути. Вы что-то хотите сказать?

— Только то, что так и произошло.

— Нет. Кэналлийцы не одобряют самоубийств, не правда ли?

— Более чем.

— Тогда попробуйте представить ответ вернувшегося Рамиро, когда его посвятили в подробности. Если Алва говорил о жизни так, как его потомок, Эрнани не мог устоять. Заговорщикам пришлось менять план на ходу. Начали, как и собирались, с Придда, затем Эпинэ увел Эрнани. Именно Эпинэ. Это объясняет, почему маршала никто не видел до середины следующего дня, когда Эпинэ появился возле гроба Алвы. Последнее обстоятельство столь удивило очевидцев, что они отметили его в своих записях. Теперь о фок Варзов. Мы знаем, что он известил Бланш о смерти мужа и любовника, велел подготовиться к бегству и отправился за Окделлом...

— Зачем? — спросила Арлетта и сама же ответила: — Если Франциску собирались предъявить фальшивого Эрнани, нужно было убрать человека, неспособного на обман.

— Может, и так, а может, немолодому Варзову просто понадобился спутник. Как бы то ни было, Окделл, наслушавшись Бланш, решил отомстить за сюзерена. Удержать его, не раскрыв тайны королеве, было, видимо, невозможно. Об убийстве фок Варзов не подумал — Рамиро был сильнее Алана, а представить, что Окделл обойдется без поединка, старый рыцарь не мог.

— Жаль, у него не было времени сходить к астрологу... Хотя Эрнани пытался угодить Агарису, а церковь враждовала не только с кошками и эориями, но и с учеными.

— Еще одна ошибка, но астролог был бы бессилен. Ни Алве, ни Окделлу в день их смерти не грозило ничего...

Глухо звякнуло, но это был не колокол. В распахнутую дверь вбежали двое. Явно не ложившийся комендант нес факел, рядом хмурился Сэц-Ариж, и ничего хорошего это не предвещало.

— Что такое, Жильбер? — Если сутки напролет говорить об убийствах, начнешь ждать убийства. — С Эпинэ все в порядке?

— Конечно, сударыня, но Монсеньор очень ждет вас и его высокопреосвященство. Убили посла Гайифы.

— Неприятно. — Главное — не Робер, а без Гамбрина солнце не погаснет. — Похоже, нам пора возвращаться. Во всех смыслах.

— Хотелось бы знать, — негромко сказал Левий, помогая даме подняться, — достойный конхессер расстался с бренным миром в ваше отсутствие, в мое или же сам по себе?

Талиг. Граница Придды и Южной Марагоны

Бакрия. Хандава

400 год К.С. 12-й день Летних Волн

1

Генерала Вейзеля Жермон, само собой, знал, но действовать вместе им еще не доводилось. До последнего марша. Артиллерия, которой командовал бергер, тащилась между корпусами Давенпорта и Ойгена, но дотошность вкупе с неколебимой уверенностью, что начальство знает, на кого смотреть, вынудили Вейзеля взобраться на солидного гнедого мерина и поспешить в авангард. Раз маршал фок Варзов, когда речь зашла о поиске, посмотрел на генерала Ариго, значит, с оного Ариго и спрос.

— Я должен быть уверен, — настаивал артиллерист, — что не получу на переправе через Эйвис никаких неожиданностей. Это очень неприятное место, которое в ожидании вторжения следовало должным образом укрепить, что не было сделано. Теперь броды могут быть взяты под обстрел опередившими нас дриксами. Мы предоставили им непозволительную фору.

Жермон пожал плечами. Заставить армию идти быстрее он не мог, а фок Варзов, если и мог, не считал нужным — маршал Запада поспешал не спеша. Это было резонно: пара дней для Марагоны мало что решала, но приближала Савиньяка, который, как следовало из пришедшей вечером депеши, торопился изо всех сил. О месте встречи говорить пока не приходилось, но Ариго не мог не прикидывать, как ловчей цапнуть Бруно с двух сторон. Вейзеля заботили вещи более насущные, и в первую очередь —переправа его драгоценных пушек. В Придде и Марагоне артиллерист ориентировался будто в собственном поместье и ждал от начальника поиска того же. Увы, знавший Марагону лишь по картам и докладам Жермон местные особенности представлял слабо. Разговор о дорогах, перекрестках и мостах, не желающих располагаться там, где они сейчас нужны, становился все более бессмысленным.