Сергей Алексеев - Очаровательная блудница

Немедля тем же утром Рассохин пошел к залому и первые километры еще прислушивался к себе, задирал рубаху и смотрел рану, не кровоточит ли, но организм, должно быть, уже переборол все болезни и движение доставляло радость. Неторопким шагом, с передышками он добрался к вечеру до залома и там распалил огромный костер, благо что лес за лето просыхал до звона и дров было навалом. Еще теплилась надежда — зарево увидят со стана и приедут на лодке, но кроме далекого лязга ковшей драги и гула дизелей, до самого рассвета не донеслось более ни звука.

На восходе он вышел в сторону лагеря и сразу же ощутил последствия вчерашней нагрузки — болели все мышцы, особенно икроножные, так что с ходу валежины не перешагнуть. Только через час кое-как размялся и к полудню прибрел на стан, где не оказалось ни единого человека, даже дежурного. Рассохин вскипятил чай, открыл банку сгущенки и устроился возле костра. Отряд на месторождении работал в стационарном режиме, если и были маршруты, то однодневные, так что к вечеру должны были собраться, но оказалось, геологи нынче жили кучеряво, на обед ходили в лагерь. Первым пришел геолог Галкин, видимо, дежурный по кухне, на Стаса глянул мельком и крикнул:

— Кузя, сходи за водой! — и полез в свою палатку.

Обознался, принял за техника Кузнецова…

— Где Женя Семенова? — спросил Рассохин.

Галя сдал назад, обернулся и, оступившись, рухнул с палаточного основания. Вскочил, помотал головой.

— Рассоха?!

— Отроковица нашлась?

На полусогнутых ногах Галкин приблизился к костру. И, словно опасаясь его, сел поодаль.

— Точно, Рассоха! Но тебя же убили? И эту, отроковицу!..

— Кто сказал?

— Майор прилетал, кагэбэшный…

— А как Женю убили? — после паузы спросил Стас. — Кто?

— Погорельцы!.. — Галя придвинулся поближе и оказался напротив. — Будто ты ее нашел и вы убегали вместе. Вас догнали и захватили… в общем, голых и сонных.

— Ты откуда узнал?

— Одного погорельца же поймали! Облаву устроили…

— Как зовут? Христофор?

— Не знаю, не говорили… Он потом слинял! Повезли показывать, где вас в болоте утопил. То есть тела… Водил, водил между урманами, а потом как сквозь землю провалился! Месяц искали, нас привлекали… А как ты выжил-то?

— Выжил, — обронил Рассохин, вдруг ощутив старую обиду.

Потом пришел Репа, тоже вроде обрадовался, но сразу же побежал на радиостанцию, докладывать начальству.

— Сейчас пригонят борт, — сообщил, когда вернулся. — Ну, рассказывай, где носило? Мы же тебя искали!

— Плохо искали…

— Рюкзак с тушенкой в дупле нашли!

— Я в километре от этого дупла был, — неохотно признался Стас. — Все лето…

Ладно врать-то! Мы там все излазили! Вид у тебя, конечно… одни кости! Болел, что ли?

— Болел.

— А сказали, вас обоих грохнули…

Репе что-то хотелось спросить, но при собрании всего отряда он не посмел, и лишь когда прилетел вертолет, под шум винтов вдруг признался:

— Последняя надежда была — вы вместе с отроковицей. Думал, может, отыскал ее и сбежали на пару…

В Усть-Карагачской районной больнице, куда его вывезли вертолетом из лагеря отряда, долго допытывались, кто делал ему операцию, где и в каких условиях. Обследование показало, что он болел тяжелейшей формой воспаления легких, после которой если и выживают, то становятся инвалидами. У Рассохина оказалась отсечена нижняя доля легкого, в которой уже начался некроз, причем так чисто, что не последовало никаких осложнений, обычных в этих случаях. Он рассказал врачам все как было, и что это рубец на груди не от операции, а от ранения медвежьей рогатиной. Доктора его выслушали, записали и вроде бы даже поверили. Но потом пришли из прокуратуры и сначала поинтересовались, где был все это время, просили указать место, и наконец спросили о Жене Семеновой. И он опять рассказал, как стрелял в отроковицу и как потом напоролся на рогатину, вживленную погорельцем Прокопием. Его признания записали и ушли, а Рассохин ощутил облегчение.

Спустя неделю следователь опять явился к нему и теперь уже уточнял подробности, рисовал схему, где кто стоял во время трагического происшествия, и стало ясно, что кто-то из отряда указал гриву в болотах, где находилось жилище огнепального Христи, и прокуратура там побывала. У Стаса взяли подписку о невыезде, и когда он выписался из больницы, то в ожидании своей участи некоторое время жил на квартире у старушки, которая и посоветовала ему помалкивать, говорить, что плохо помнит, в голове все перепуталось, в бреду был, а потом вовсе без сознания. Дескать, посадят в тюрьму ни за что, девица-то, может, и жива осталась, а тебе срок грозит по тяжелой статье. Народ в Усть-Карагаче жил бывалый, каторжный с давних времен, всему научат…

В то время Рассохин ничуть не сомневался, что стрелял в отроковицу, и самое главное, в душе до сих пор еще тлела обида и ревность, которые и подогревали убеждение. И еще заметил, чем чаще и подробнее он рассказывает об убийстве, тем более в него верит. Между тем следователь свозил его на место преступления — даже вертолет нашелся для этого, и Стас уже на месте показал, как все произошло, и землянку Христи указал, и дупло в колодине, где ночевал. Его бы, наверное, сразу посадили, но никак не могли найти трупа и поэтому держали под подпиской до середины ноября, пока не приехала Аня. Рассохин поведал ей о своих злоключениях, но однокурсница ни единому слову не поверила и уговорила его съездить в областной психоневрологический центр. Там Стаса выслушали, еще раз обследовали рентгеном грудную клетку и дали заключение, что вся история с убийством женщины и ранением рогатиной — больная фантазия, типичные галлюцинации, бред на фоне высокой температуры и сильных душевных переживаний. Посоветовали сменить обстановку, уехать куда-нибудь подальше и еще попробовать редкое тогда лечение гипнозом.

Рассохин бы еще тогда поверил врачам и самому себе и не жил бы с этой раной, но когда все обошлось, Аня призналась, что заплатила за экспертизу пять тысяч рублей — все, что заработала за три года на Вилюе, а тогда машина стоила четыре. А тогда она принесла справку в прокуратуру, дело прекратили за отсутствием события преступления и отпустили на все четыре стороны. Будущая жена обладала даром убеждения и вполне заменяла гипнотизера; они уехали на Вилюй, но еще около года ему снилась Женя Семенова, и он откровенно потом пересказывал свои сны Анне, которая была уверена, что на Стаса навели порчу. Наконец она договорилась с якутским шаманом, который поставил его вверх ногами и часа полтора прыгал вокруг, бил в бубен, изгонял злого духа, пока Рассохин не начал чихать, поскольку в нос заполз муравей…

Пока «Прогресс» чалился, борясь с водоворотом и тыкаясь между несомого рекой плавника, Рассохин успел сделать три звонка. Телефон в милиции ответил сразу, но дежурный не знал, где Гохман, всякие заявления по звонку принимать отказался, мол, приходите, подавайте в письменном виде, а с начальником отделения связать не захотел. И вообще страдал дефектом речи, и Стас из всего сказанного понял лишь половину. К домашнему телефону участкового подошла жена и сказала, что Фридрих собирался ехать с уголовным розыском и Кошкиным на Карагач, но сообщили, что к обеду должен приехать профессор Дворецкий из Ленинграда, поэтому сейчас где-то на берегу, готовит лодку большей грузоподъемности.