Никита Елисеев - Судьба драконов в послевоенной галактике

Я старался сидеть прямо. Кровь отливала у меня от щек.

"Может, встать по стойке "смирно"? – подумал я и тут же усомнился. – Да нет. Не стоит. Решит, что издеваюсь".

– Знаешь, как получаются "вонючие"? – сержант нагнулся ко мне, прихватил меня за гимнастерку. – Знаешь? "Вонючий" всегда из идейных или из "борзых", из наглых. Я, мол, самый, самый – и сигнал координатору… – сержант говорил горячо, наклонялся, приближал свое лицо к моему ближе и ближе. Я слышал запах у него изо рта – и запах этот был неприятен. -

…Потом, – рассказывал сержант, – героя снаряжают и он топает в пещеру… В Сверхпещеру. Там холодно и зябко. Обратно героя выволакивают уже с полными штанами дерьма. Это, между прочим, мудро устроено. Раненый, даже избитый, искалеченный человек может быть героем. Человек обгаженный, обделавшийся – какой же герой? Он – "вонючий", от него смердит за километр. Какова обида? – сержант засмеялся, вскочил со стула. – Может, поэтому "вонючие" и не говорят? Мы-мыкают, экают. Ничего не соображают. Звери, хуже зверей… Только что, совсем недавно был он лучшим из "отпетых", добился такой чести – угробить "чудище обло, озорно…", координатор согласен, чудище не прочь – и вдруг из "первых", из героев – в самые распоследние, в клинические трусы с ослабевшей прямой кишкой.

– Благодарю, – тихо выговорил я, – благодарю за совет и за науку.

– Не за что, – сержант хлопнулся на стул, – не за что. Я тебя почему просвещаю, – сержант положил руки на стол, сжал кулаки, – чтобы ты знал, какая участь тебя ждет. Я здесь уже давно, много карантинов готовил…

– Вы, – вежливо спросил я, – следите за всеми своими выпусками, коллега сержант?

Сержант поглядел на меня, ничего не ответил. Мы молчали.

Сержант барабанил по столу, насвистывал, наконец он сказал:

– Так вот, у меня было шесть, как ты изволил выразиться, выпусков – немало. Двух "вонючих" я помню.

– Что, – спросил я, – похож?

– Очень, – сержант заулыбался, – очень. Вам будут фильмы показывать про то, как делаются "вонючими", а ты, Джекки, запомни, что я тебе сказал.

– Запомню, – кивнул я. – Меня об этом и русалколовы предупреждали.

– Во, – сержант ткнул пальцем в потолок, – во как! И там знающие люди… – сержант внимательно поглядел на меня, потом сказал: – Иди… Не хочешь пить – дружить с сержантом – иди… топай… Огнемет почисти. Сегодня к прыгунам идем.

Я повернулся, чтобы идти.

– Стой, – лениво окликнул меня сержант.

Я остановился, повернулся к сержанту, недоумевая: вроде поворот был выполнен правильно.

Я дернулся невольно, но успел подавить вскрик ужаса или омерзения: за канцелярским столом, наклонившись вперед, хищно, словно перед броском, сидел – корявые когтистые лапы в стол, раздвоенное жало часто-часто вымелькивает из пасти – прыгун.

– Коллега сержант, – вежливо спросил я, – чем могу? В чем провинность?

Прыгун осклабился, потом встряхнулся всем телом, словно сбрасывая с себя сон, наваждение – и передо мной вновь сидел сержант Джонни собственной персоной. "Померещилось", – решил я.

– Ну как? – поинтересовался Джонни, будто стараясь развеять мое успокоительное "померещилось".

– Нормально, – ответил я и уточнил: – Это вы нарочно или случайно?

– Случайно, конечно, – Джонни потер шею лап… нет, нет, рукой, конечно рукой, потом повертел головою, – случайно, мил-друг Джекки, вот такое тут дело… Задержишься, заработаешься, надышишься миазамами – и ты уже не человек, не "отпетый" – прыгун или царевна… Вот какое дело…

– Да, – оторопело сказал я и повторил: – Дааа.

– Вот тебе и "дааа", – сержант посмотрел на меня, потом достал из сейфа фотографии.

– Хочешь Афродит покажу… голеньких?

– Спасибо, – ответил я, – я онанизмом не занимаюсь.

Я боялся увидеть Мэлори.

Сержант вздохнул, сложил стопку фотографий.

– Ну как хочешь, – он глядел на меня теперь жалобно-виновато, – видишь, куда ты попал, а? Всюду – провал… всюду – гибель: если не искалечат на планетах драконы, тогда или в "вонючие", или…

– Коллега сержант, – сказал я, – я заверяю вас: никому и слова не скажу о том, что я видел…

– Что я видел… – усмехнулся Джонни.

– Разрешите вопрос?

– Валяй…

– Все тренажеры… ну… из бывших "отпетых"?

– Нне обязательно, – покачал голвой Джонни, – я точно не знаю, ты деликатно у Наташки спроси.

– Почему деликатно?

– Во-первых, потому что это дело тебе не должно быть известно, а во-вторых, потому что муж у нее…хм…хм…

Мы наконец остановились в седьмой пещере.

Первого прыгуна я хлестнул удачно, он шлепнулся на камни и отполз в сторонку.

Здесь главное – не пережать, не резануть слишком сильно; убийство прыгуна – дело опасное, дело наказуемое. Но и недожать, хлестнуть слабовато тоже хреново. Прыгуны – убийцы. Эти тренировки часто со смертельным исходом.

– Куродо, – гаркнул я, увидев зависшего над моим приятелем прыгуна, – Куродо!

Покуда Куродо поворачивался, я успел шлепнуть по лапе ящерки. И шлепнул не слишком удачно: струя огнемета перерезала сухожилье, лапа надломилась, повисла бессильно, жалобно, по-человечьи.

Прыгун грянулся оземь, но (мне повезло) поднялся, воя, откатился в дальний угол пещеры.

– Джек! – заорал сержант, – Я тебя, блин, из карцера не выпущу! Еще искалечишь ящерку, на рапорт, к гнидам отправлю! Золотой фонд разбазаривать!..

Я смолчал.

Куродо шепнул мне: "Джекки, спасибо".

Я сшиб еще одного прыгуна и сделал это аккуратно – чуть резнул по вытянутой зеленоватой морде. Прыгун кувырнулся и кубарем откатился прочь.

Куродо опустил огнемет.

– Ты что? – шепнул я ему и хлестнул по подобравшемуся для прыжка мускулистому, вздернувшему костяной перепончатый гребень над хребтом прыгуну.

– Ничего, – виновато произнес Куродо, – у меня бензин кончился.

Если бы не долгая ссылка к русалкам, я бы выматерился, но, вспомнив школу Ванятки, я сказал только:

– Куродо, ты не прав… Одного прыгуна мы точно теперь раздавим. Где тут уследишь?

И тут мы услышали резкий и сильный хлопок, словно лопнул гигантский воздушный шар.

Прыгуны сползались к звуку хлопка, а вскоре мы услышали вопль Тараса:

– Твари зеленые! Жабы, жабы! Гниды!

Бац, бац, карантинные бежали к Тарасу, лупящему без разбору.

– Кто подойдет из человеков, – орал Тарас, – разрежу вместе с гнидой.

Он отступил в глубь пещеры и садил по извивающимся от боли, лопающимся в воздухе прыгунам, выливающим на каменный пол пещеры зеленую слизь вместе со своей единственной жизнью

– Сарданапал! – с каким-то взвизгом выхрипнул-выкрикнул сержант. – навуходоносор! Бензин кончится, ты у меня языком всю грязь соберешь с пола. Я тебя здесь похороню, Нимврода-урода…

– Что, – засмеялся Тарас, – я тебе норму перевыполнил по убою скота?