Татьяна Тихонова - Заонежье, или Жизнь по ту сторону...

— Да мы же на другом склоне Звенящей сели, Луцик, — развел руками растерянно Свей. — Неужели он…

— Вот именно. — Категорично отрезал гном. — А когда пастух ему пригрозил охранным заклятием, он затянул свою песню… Известное дело, мытарь, ну и, пока пастух, простите, блевал, он еще одну овцу увел!

Ольсинор посмеивался сдержанно в белые усы и, когда гном замолчал, сказал:

— Драконы всегда так себя ведут, достойный Луцик, когда выходят на войну… Те, кого они защищают, должны кормить их… так считают они… А сейчас — это не ихняя война… — закончил он довольно уныло, и Латинда вновь с ожиданием посмотрел на него. — Да, — сказал Ольсинор, вздохнув, — ты прав, Латинда, смешно было надеяться, что эта война не коснется Гардоала… Но, мы так давно живем в спокойствии и мире… С тех пор, как старый Ильсинор надел свою корону на Браггов… Но речь теперь не о том, и не плакаться к тебе прибыли мы…

Эльф заерзал нетерпеливо в своем кресле, его проницательный взгляд запрыгал азартно с лица лесовича на своего старинного друга. Он почти ничего не ел, только подкладывал проворно гостям куски мяса и хлеба, и сейчас, Свей улыбнулся, подумав, что Латинда опять попросит дать ему угадать… Так и случилось.

— Ольсинор, смею надеяться, что и теперь смогу догадаться, что вас увело совсем в противоположную сторону от ваших родных земель, тем более это странно, когда враг стоит у ваших ворот… — Он выжидательно посмотрел на Ольсинора, тот кивнул коротко головой и ждал, — так вот… — эльф в кресле опять сделал паузу и вскинул свои словно выцветшие, голубые глаза на гостей, — услышав от тебя, Ольс, о троллях и орках, я сразу подумал, что эти темные создания, которые никогда не водились в ваших местах, могли придти туда лишь из-за Вражьего леса. Когда-то он назывался Овражий лес, потому что земли, изрезанные раньше глубокими оврагами, малорослые гномы, бежавшие туда от нашествия огромных злобных созданий, засеяли деревьями… Лес вырос, а от племени трудолюбивых гномов теперь не осталось почти никого… Луцик вот об этом, пожалуй, знает даже больше моего.

Гном чопорно поджал губы и кивнул.

— Тролли… — коротко он назвал врагов своего племени.

— Там, за Вражьим лесом, который переходит в Головастое ущелье, начинаются пустынные места, которые любой путник в наших краях обойдет стороной. Неясное творится там с тех пор, как Ильсинор выпустил Махаона из заточения. И никто не решался до сих пор вмешаться в мрачное течение темных загадочных событий, предзнаменований, на которые вот уже несколько десятилетий мы, чего уж скрывать, со страхом, да… закрываем глаза… Единственное, что я могу предположить, так это что Мастер Ю обрел тело…

Ольсинор покачал головой, словно не веря своим ушам, которые сейчас светились на солнышке очень мирно и розово.

— Ты по-прежнему не боишься называть его… Печальный опыт не испугал отважного Латинду Козного, — грустно сказал он.

Ольсинор, повернувшись вполоборота к Свею объяснил свои слова, сказав:

— Имя Латинды было очень известным в свое время, пожалуй, во всех наших кланах… Он был очень отважен, с голыми руками мог броситься на мерзкого орка, тогда они почти не встречались нигде, кроме Головастого ущелья. Но в тот год, когда Ильсинор выпустил Махаона на волю, орки впервые появились в этих местах. Тогда Латинда оказался единственным, кто решился отправиться туда по просьбе перепуганных гномов из Овражьего леса. И там он встретил бабочку с человеческой головой… С тех пор он в кресле.

— Что же произошло, расскажите, Латинда? — Свей быстро спросил и подался вперед, боясь пропустить хоть слово.

Эльф в кресле резким движением откинул одеяло и закатал одну из мягких, из козьей выбеленной шерсти штанин… Свей покачал головой, такого ранения он еще в жизни своей не видел.

Да, сожженые, да обугленные… но они тлели еще в некоторых местах до сих пор красными огоньками обычных угольев. Лесович перевел расширенные от неожиданного острого ощущения чужой боли глаза на искалеченного эльфа. Тот спокойно встретил этот взгляд и улыбнулся:

— Я не чувствую боли… Единственное, что удалось сделать за все эти годы, это найти избавление от боли. Все остальное было тщетно, темная сила Махаона велика… И поэтому, чувствуя, что знаю причину вашего появления в наших краях, говорю вам — одумайтесь и возвращайтесь…

Повисла тишина. Лишь потрескивали дрова в печи, слышно было, как Луцик открывает дверцу печи и шурудит там кочергой, и бубнит что-то себе под нос. Почувствовав видимо, что почему-то стало вдруг тихо, он заглянул в комнату и обвел всех глазами… И, шмыгнув носом, исчез опять.

Свей отрешенно смотрел и смотрел на протянувшиеся лучи тусклого зимнего солнца от окна, в которых плясали свой незамысловатый танец пылинки. И чем отчетливей он понимал, что дерево, которое он собирался срубить, может придавить и его самого, тем яснее становилось, что больше это никто не сделает… И дальше мысль холодно говорила ему, что, если убежать от судьбы здесь, то она найдет его там, в Заонежье… Потому что прятаться за спины своих сородичей он не сумеет… Княжич задумчиво раскрыл ладонь и, держа ее раскрытой в лучах солнца, смотрел на нее и словно не видел ничего… Мысли его были далеко. Там сейчас осень… Сквозь золото прозрачных ягод винограда струится солнечный свет и отражается в смеющихся глазах девушки… И, кажется, все тепло той осени льется из ее смеющихся глаз ему в душу и согревает ее…

Лесович, не видел как Латинда вдруг подался напряженно вперед. В солнечных лучах прямо перед ним над ладонью молодого князя повисла нежно золотившаяся, почти прозрачная руна. Она была слишком хорошо известна эльфу. Это была руна Всевластия.

Ольсинор коротко кивнул ему головой, встретив изумленный взгляд Латинды, давая понять, что он знает, и сказал:

— Потому мы здесь. Я бы не решился вести сюда лесовича, если бы у меня не появилась хоть какая-то надежда, что он может победить Махаона. Сам я слишком хорошо знаю, что противостоять долго Мастеру Ю не смогу…

С грохотом упала кочерга на пол в соседней комнате. Послышался звук выплеснутой воды на что-то, и гневный и испуганный Луцик появился перед ними.

— Нельзя называть неназываемое!!! Нельзя! Привыкли там у себя баловаться словами, а здесь вам — не там! — закричал он на всех, размахивая руками, и уже спокойнее и тише проговорил Латинде, — хоть бы вы хозяин не баловали… а то ведь и до беды недалеко… вот, полюбуйтесь, угол задымился, тот, что за печью…

Ольсинор резко встал и быстро прошел в соседнюю комнатушку, кухню, где находилась большая печь, покрытая голубыми изразцами. Свей поспешил за ним. И действительно, угол стены дома дымился, и едкий дым полз по полу. Ольсинор положил руку на стену и сразу отдернул… Стена была горяча. Губы эльфа принялись нашептывать слова заклятия, охраняющего дом. И стена понемногу стала остывать.