Stashe - Пустоцвет. Танцующие в огне

Узкие губы мужчины растянулись в ехидной усмешке.

— Доброй ночи. Хочешь знать, зачем твоя дочь постоянно ворует деньги? — Сташи перевела взгляд на брата. Вцепиться бы в его глотку. Отец спокойно слушал, — она берет деньги из сокровищницы, чтобы отдать пище. Разговаривает с низшими, сам слышал. Оставляет им золото. Еще и вчера такое сотворила…

— Хватит, — отрезал вампир. Обвел детей тяжелым взглядом:

— Где Ирик и Лакасу?

Клаас увял. Его ехидная улыбка чуть поблекла.

— Может внизу.

Воспользовавшись моментом, Кали начала ластится к мужу. Он осадил и ее:

— Если не успокоишься, запру на несколько недель. Напомнить историю Вэги? Она чуть не погубила всех. Я и тобой пожертвую также легко, если остальным будет грозить опасность из-за глупости или жадности дуры.

Женщина оскалилась и отступила. На шее проступили вены, россыпью по щекам и под глазами вздулись капилляры. Она тяжело дышала, но злить мужа сильнее побоялась. Отвернулась к стене и беспомощно кусала губы.

Клан переживал трудные времена. Изначально, разница между отцом и последними его детьми была огромной. Всех тех, что вышли когда-либо из гнезда, не перечесть. С тех пор как основатель клана начал свой путь по земле минул не один век. И на протяжении всего этого времени он превращал людей в свои подобия. Сначала многих, потом все меньшее количество. С тех пор как вампир последний раз поддался соблазну, и сделал Клааса ставшим, большинство их уже умерли насильственной смертью. Возможно, это начало конца. Когда-то могущественный и многочисленный клан выродится и исчезнет. Но, он имел право надеяться на перемены к лучшему. Сташи — последний и единственный рожденный ребенок.

— Отец! — Звонкий голосок Лакасу, тысячью колокольчиков отразился от стен. Вечное дитя десяти лет, хрупкое златокудрое существо. Она подбежала к отцу и, подпрыгнув, повисла на его шее. Ее родной брат, выглядел сошедшим с фресок ангелом. Он остановился рядом со Сташи.

Ирик и Лакасу — безмятежные убийцы. Первые дети вампира оставшиеся в живых. В их головах мало мыслей.

— Семья в сборе, — обронил Клаас. Отец поднял руку, призывая к вниманию.

— Дети, у людей внизу стали возникать общие темы для разговоров. Возможно, вскоре придется покинуть и эти места. Ведете себя неосмотрительно, а нас и так слишком мало.

На лице мужчины отразилась странная усталость. Сташи пришло в голову, что отец предпочел бы перебить их, потому что все ему порядком надоели. А потом перебрался бы на новое место и начал заново. Он не раз говорил девушке, что в мире существуют и другие истинные. Они старше и опытнее. Точно не налепили бы столько безмозглых копий. Сташи при некотором усилии могла сравнивать возраст Лакасу с собственным. Подлинные сто пятьдесят лет девочки и свои двадцать. Они принадлежали к одному роду, в их жилах текла кровь отца-вампира, но в итоге различий меж ними оказывалось куда больше, чем похожего. Первое и главное, остальные не помнят своего прошлого, а Сташи помнила.

В разговорах отец ни разу не упоминал о своем происхождении, но девушка недолго мучилась любопытством. Ее мысли как лепестки цветов, легко подхватывались ветром и уносились прочь. Отец — жесткий глава клана. Беседы с ним доставляли удовольствие, схожее с сытным обедом. Пожалуй, лишь смерть Кали заставила бы Сташи почувствовать более сильные эмоции.

Клаас, воспользовавшись паузой в речи, ущипнул черноволосую фурию. Она обернулась и с визгом вцепилась в его лицо. Вампир в ответ отвесил оплеуху. Они начали ожесточенно выяснять отношения, перемежая ругань и удары наотмашь. Ирик и Лакасу обнявшись, равнодушно наблюдали за дракой. Им не суждено вырасти или стать любовниками. Вечность, голод и непонятная тяга друг к другу все, что оставалось.

— Сташи! Пойдем со мной, — девушка посмотрела на отца. Они вышли на узкий карниз, за окно и сели, свесив ноги в бездну. Вокруг, утопая складками мантии в оврагах, стелился мрак. Ночь мягкая, бархатная, безлунная. Сташи жадно втянула ноздрями воздух. Нет ничего уютнее и безопаснее, чем тьма.

— Я думал. Что тревожит тебя?

Когда отец говорил, девушка млела. Голос завораживал ее. Вот в чем подлинная сила. Очарование бесконечности в безмятежности. Омут, нырнув в который уже не хочется выныривать.

— Позавчера поспорила с Ириком. Он сказал, что я не смогу остаться в пещере до новой ночи. Это в скалах около леса. Мы гуляли там вместе и не раз. Утром в пещере стало быстро светлеть. На потолке была дыра, а нор, чтобы переждать день не оказалось. Получилась ловушка. Не умерла я только потому, что немного отличаюсь от тебя и остальных. Дошла до леса, успела, но сильно напугалась. Поранилась, ослабла. Думаю, Ирик ожидал моей смерти и был разочарован сегодня.

— А зачем тайком? Почему не просишь меня?

— Не знаю. Боялась или думала, будешь смеяться. Так…легче. Мать говорила, что я отбираю у людей часть жизни. Поэтому, когда нахожу жертву, взамен на кровь даю деньги. Мама много говорит о грехах. О прощении и том, что не все можно простить. О безнадежности. Не понимаю всего, много пустых слов, но ей так легче со мной. И ведь я пью меньше крови, чем вы. Она говорит, потому что частью человек. Но думаю, пью мало, потому что мне хватает столько. Жажда не становится больше, как у Кали.

Отец хмурился, пальцем катал камешек по узкой площадке карниза. Потом сжал его в кулаке.

— Нас мало. Большинство не помнит прошлого, они ставшие, не истинные. Безумие отравило их плоть и кровь. Когда-то было иначе. Правила, уставы, кодексы. Мы были сильными, другими. А сейчас у меня безумные дети. Ты единственная, Сташи. Сделка с матерью стоила результата, хотя обошлась недешево.

— Скажи, почему нас ненавидят?

Отец пожал плечами и кинул камешек вниз.

— Они пища, мы убийцы. Они убийцы, мы жертвы. Ты думаешь, но как давно осознаешь? Ты хищник внутри, как и я. Твои мысли наполняются смыслом, но если бы не мать…только она развивала человеческое, дочь.

— Она тоже боится.

— Боится. Но твоя мать мудрая женщина. Левату заставила уважать ее. Тебе сложно понять? Большинство людей есть мясо. Низменные инстинкты, жадность, глупость. За короткую жизнь многое ли успевают осознать…разделить мнимое и подлинное. Но чем лучше мои дети? Пока я жив, твоя мать и ее дети будут в безопасности. Сегодня навестишь Левату?

— Пойду, — голос девушки звучал сладким шепотом, — иногда, я почти человек. Представляю себя такой и почти понимаю, почему они испытывают страх. А потом, когда голод настигает, только жадность и пустоту. Она душит, лишает разума. Хочу высушить до конца. Однажды, едва удержалась. А жадность как безумие, остановиться не можешь и не хочешь. Когда рассказала матери об этом, пропасть между нами стала огромной. Нет, я не ее ребенок, хотя она родила меня. В ней нет любви и порой даже ненависти. Левату человек, отец, но мне не приходило в голову утаить хоть что-то. Даже не испытывая родительских чувств, мама понимает природу поступков лучше, чем я сама.