Наталья Ткаченко - Подруга

Тхар крутанулась на месте так резко, что короткая левая коса хлестнула её по щеке. Девушка, ещё более раздосадованная неожиданной болью, быстрым шагом пошла в конюшню — обниматься с Дружком. Она уже понимала, что поступила некрасиво, но ни одного слова не взяла бы обратно. В своих странствиях она не раз попадала в неприятные ситуации, и со временем у неё выработалось устойчивое отвращение к избитым приёмам доморощенных обольстителей. В основном, ей удавалось отшутиться или ускользнуть, но тут, дома, она не выдержала.

— Вот хотя бы Ллио взять, — жаловалась она шёпотом Дружку. — Он вообще меня смущался! Да даже того же Гарраша вспомнить — это я его соблазняла, а не он меня! А этот…

Тхар услышала, как открывается створка ворот в конюшню и вздохнула, выпрямляясь. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь из работников застал её в расстроенных чувствах, поэтому она глубоко вдохнула и медленно выдохнула, стёрла с лица всякое выражение и вышла из стойла.

У входа, неуверенно придерживая рукой норовящую закрыться створку, стоял возмутитель спокойствия.

Из расстроенной Тхар мгновенно превратилась в боевую и выразительно покосилась на оставленные кем-то из работников грабли.

— Ой! — ненатурально испугался орк. — Кажется, мне пора спасаться бегством — вон там ещё серп рядом с тобой висит!

Тхар машинально посмотрела на указанное орудие мести, потом на орка и засмеялась. Радег улыбнулся и подошёл ближе.

— Извини, — сказали они оба одновременно. Тхар удивилась:

— Ты-то за что извиняешься?

— За слепоту, — усмехнулся орк, а Тхар отметила, что без самовлюблённой усмешки его лицо гораздо приятней. — Мне сразу следовало догадаться, что ты… — орк отвёл взгляд, — не обычная… ммм… селяночка…

— А ты у нас знаток селяночек? — поинтересовалась девушка с намёком.

Радег снова перевёл взгляд на неё, чуть насмешливо улыбаясь:

— Ты мне понравилась.

— А ты мне — нет, — хмыкнула девушка, мгновенно посерьёзнев. — Мы, может, ещё и могли бы подружиться, если бы ты не приставал ко мне…

— Я к тебе не пристаю! — искренне возмутился орк. — Я за тобой ухаживаю!

— А я не хочу, чтобы ты за мной ухаживал, — поморщилась девушка. — Моё сердце занято, давно и прочно. А если для тебя это не аргумент…

— Аргумент, — успокаивающе поднял руку раскрытой ладонью к девушке Радег и улыбнулся: — Попробуем подружиться?

— Тебя обоз ждёт, — резко ответила Тхар и, обогнув орка, вышла из конюшни.

На него она больше не сердилась, но воспоминания о Гарраше очень часто приводили её в дурное настроение.

— Тхар, — окликнул её Радег. Девушка обернулась, орк подходил к ней, рядом трусил уже осёдланный конь. — А всё-таки, если захочешь, через семь дней я буду в Черевякино. Чтобы туда доехать отсюда, надо выехать на тракт, потом свернуть у мельниц к лесу…

— Да знаю я, — отмахнулась Тхар. — И, кстати, есть дорога гораздо короче.

— Какая? — мгновенно заинтересовался орк.

— Обоз не пройдёт, — отрезала Тхар.

— Но я-то проеду, — усмехнулся Радег. — Чтобы тебе не ехать так далеко…

Тхар расхохоталась и пояснила, заметив недоумённо-обиженное лицо орка:

— Я ходила гораздо дальше Черевякино, уж поверь мне. А куда на юг ты идёшь? — неожиданно посетила её интересная мысль.

— Ну, не до Краевого мыса, — хмыкнул Радег, рассеянно берясь за узду Шесха. — Всего лишь до залива — в Заречный.

— Тоже неплохо, — задумчиво отозвалась Тхар.

Сейкальский залив, который некоторые географы предпочитали называть морем, глубоко вдавался в материк. А от Заречного до Краевого не так уж и далеко…

— Тхар, — вырвал её из раздумий орк.

— А? — очнулась девушка и подняла на него глаза.

— Я по дороге на ярмарку заеду, тебе что-нибудь привезти?

Девушка хмыкнула и покачала головой.

— Ладно, — усмехнулся орк и легко вскочил на коня. Погарцевал, красуясь, и заявил: — Очень рад буду тебя увидеть через неделю!

Тхар только покачала головой и, отступив, выразительным жестом пригласила гостя направиться к воротам. Радег засмеялся, махнул ей рукой и уехал. Тхар задумчиво смотрела ему вслед, и в её голове бродили неясные идеи, пока не спешившие оформляться в нечто определённое.

Из-за угла за ней с предовольнейшим видом наблюдала бабка.

— Хоть не одна, под присмотром, — сказала сама себе старушка, знавшая внучку гораздо лучше, чем та думала. — А там, глядишь, и…

Бабка не договорила — пришлось прятаться, так как Тхар развернулась и пошла в дом.

Возвращение в Леса стало для Ллио тяжёлым испытанием. Снова пришлось пережить отчуждение, возникавшее у сородичей, видевших на нём печать. Им и в голову не приходило, что он может быть невиновен. Эльфы, у которых стремление к красоте и гармонии является чувством даже скорее врождённым, чем приобретённым, считают, что ложь рушит единство мира и искривляет его красоту, превращая её в уродство. Поэтому они предпочтут не ответить на вопрос, сменить тему, либо ответить излишне обтекаемо, но не солгать. Это их качество легло в основу сбора показаний — юридическая система эльфов базируется на беспрекословном принятии того, что было сказано в круге Правды. Ведь солгав в нём, эльф не только теряет душу, но и обрекает на вечный позор свой род. Случай с Ллио стал прецедентом, который поставил под вопрос надёжность подобного метода и встревожил правоведов. Ведь ранее для эльфов, невероятно ценящих бессмертие души и дорожащих семейными узами, ложь в круге Правды представлялась невозможной!

Идеи, заложенные в голову с самого детства, а затем закрепленные десятилетиями жизни, зачастую кажутся непререкаемыми. Ведь эльфийское правосудие никогда не ошибается! Хотя бы потому, что в Судьи отбирают наиболее достойных, честных, порядочных, надёжных во всех отношениях эльфов.

Отца Ллио долго не видел. Разумеется, до того вскоре дошли слухи о возвращении сына. Но, как и Миреллин, Ллио крайне редко покидал стены дома, и до самого суда не встретил отца, чему в душе был очень рад. А когда встретил… у них состоялся тяжёлый разговор, из которого Ллио понял, что в жизненной системе координат отца другое решение было невозможно. Арелл Алленгоранле помнил о том, что он отвечает за всю семью, что, благодаря его должности и уважению окружающих к его честности и верности долгу, ему самому и остальным детям нечего бояться ни финансовых трудностей, ни социальных. Иными словами, как ни неприятно это может прозвучать, Арелл пожертвовал одним ребёнком ради благополучия остальных, а также жены и своего собственного. Простить его или возненавидеть? Сам юноша находил отцу множество оправданий, но почему-то ни одно из них не показалось убедительным Миреллин.