Ольга Елисеева - Сокол на запястье

К сотнице подъехал Ярмес и неуклюже свесился с седла.

— На море нет ни одного паруса.

— Действительно! — всполошилась Радка. — У пристани не видно кораблей. Даже лодки куда-то подевались.

— Скоро мы все узнаем. — подбодрила спутников сотница. — Минуем центр деревни, встанем на постой в рыбачьих хижинах и разведаем, что тут происходит.

— Боги! Да это же сама Бреселида! — раздался вдруг громкий, как труба, голос. — Милость Девы послала нам тебя и твоих всадниц!

Перед лошадьми выросла мощная женская фигура в охровой пепле и необъятной черной накидке, лихо перехватывавшей грудь и поясницу. Она широко расставила ручищи, преградив путь, и было видно: если «амазонки» не остановятся, встречная готова стряхнуть Бреселиду прямо на дорогу, а потом задушить в своих объятьях.

— Полегче! Полегче, тетя Амага! — ты кричишь, как лосиха над соляной жилой. — по усталому лицу сотницы расплылась улыбка. — Что у вас тут делается? Где люди и откуда столько кочевников?

— А ты зайди в мой трактир. — подбоченясь, заявила Амага. — Там и поболтаем. Говорю же, что Трехликая Мать послала вас нам на выручку! Черт бы побрал этих кочевников, а с ними вместе и трусов-купцов, которые не решаются причаливать к пристани, едва заслышали о разбойниках.

— О каких разбойниках?

— Э-э, девочка, слезай! — Амага похлопала Пандору по холке. — Зайди, пропустим по килику цемесского, старая тетя Амага тебе все расскажет.

— Мы все не забьемся к тебе в трактир. — возразила сотница. — Обожди часок, я расположу отряд и загляну к тебе. А нет, так полезай на круп моей кобыле и рассказывай, что знаешь.

— Тетя Амага знает все! — толстая трактирщица, кряхтя взобралась на лошадь, поддержанная под локти двумя «амазонками».

Ей трудновато было оторвать ноги от земли, и шустрый Элак, спешившись, не преминул подтолкнуть тетку под увесистый зад.

— Брысь! Охальник! — Амага огрела его толстой ладонью по уху. — Чудной у тебя мальчишка, Бреселида! Чистый козленок!

Всадницы дружно захохотали.

— Настоящий козел. — неодобрительно закончила Амага. — Ну, поехали, поехали. — она попрыгала на крупе Пандоры, устраиваясь поудобнее. От чего кобыла даже присела на задние ноги. — Туда направляй! — гаркнула трактирщица в самое ухо сотнице. — Все рыбаки сбежали, их дома пусты. Там и разместитесь.

— Как сбежали? Куда? — удивилась Бреселида. — Их кочевники выгнали?

— То-то что не кочевники. — весело заявила Амага. Кажется, ее доброе расположение духа не могли поколебать даже самые неприятные мысли. — Кочевники сами от страха жмутся к берегу, подальше от гор. А у кого были лодки, так те и вовсе, — бойкая женщина махнула рукой в сторону моря, — ушли на запад к Горгиппии. Так что теперь Цемесс пуст, как амбар весной.

— А крестьяне? — спросила сотница, — ну те, у кого виноградники?

— Многие здесь, но сидят у родных по домам. На улицу носа не показывают. — ответила Амага. — А те, что посмелее, остались, надо же кому-то урожай собирать. Только у большинства урожай отобрали и самих угнали в горы. Так что им жадность боком вышла! Где они теперь, одни боги знают!

— Да кто угнал-то, Амага? — не выдержала Бреселида. — Что ты главного не говоришь?

— Как? — вытаращила глаза трактирщица. — Да разве ты не из-за них прискакала сюда с целой сотней? — она прищурилась и окинула взглядом отряд амазонок. — Пожалуй, и не с целой. Так вы уже успели повоевать?

— Да, под Дандариком. — нехотя кивнула Бреселида.

— Тоже мужики взбесились? — выпытывала трактирщица. — Охо-хо, что-то не ладно вокруг.

Сотница даже натянула поводья от неожиданности.

— Что значит «тоже»? Откуда тебе известно?

Амага добродушно рассмеялась.

— Не думала я, что разбойники и до болот добрались. А здесь в горах пошаливают. Сама видишь, всех переполошили.

— Что о них известно? — уточнила Бреселида. — Сколько? Где?

— Разное говорят, — пожала необъятными плечами трактирщица. — Мужики ничейные. Сбились в стаю и нападают на всех. Скот угоняют, режут баб, жгут святилища. И не признают ничьей власти.

Бреселида смотрела, как с каждой секундой сереет лицо Радки, еще не забывшей растерзанные трупы жриц на поле за Дандариком.

— Если они напугали столько народу, то их должна быть целая армия, — предположила синдийка.

— У страха глаза велики. — остановила подругу Бреселида. — В горах и горстка бойцов может наделать много шуму. — она сдула прилипшую на лоб прядь волос. — Я не верю, чтоб люди целыми семьями уничтожали своих матерей и сестер.

— А Дандарик?

Сотница не знала, что ответить. Для нее события на болотах до сих пор оставались загадкой.

— Роды мирно живут веками. — покачала она головой. — А тут в одну осень… И Дандарик, и Дорос, и Цемесс. Если б семьи нападали друг на друга, тогда я знала бы, что делать. Но здесь! И как они, интересно, собираются жить без женщин?

— То-то и оно, — вставила Амага, уязвленная невниманием Бреселиды. — Это пока они баб выгнали, а потом грозятся прийти домой и устроить все по-своему. Они хотят найти Золотую Колыбель и завладеть ею. Говорят, де они должны править родами, решать, когда гнать скот, а когда пахать землю. Алтари Великой Матери снести. Нечего, говорят, понапрасну людей изводить. Что это за мать, которая своих детей режет?

«Не могу упрекнуть их в отсутствии логики,» — вздохнула Бреселида.

Миновав центр Цемесса: тесную площадь, рынок и дом собраний — отряд выехал в рыбачье предместье.

На камне у обочины дороги сидел тощий старик в засаленной хламиде и продавал почтовых голубей. Его плетеные ивовые клетки свисали с мощных веток шелковицы, как гигантские диковинные плоды. Он был, наверное, последним из оставшихся в Цемессе уличных торговцев и просто не знал, что делать со своим товаром.

Долгим тревожным взглядом старик проводил отряд, зацепившись глазами за высокую фигуру Ярмеса.

— Ну, довольно, — сказала Амаге «амазонка». — Накаталась. Слезай. Мы расположимся здесь и пойдем к кочевникам повыспросить, что они знают о бандитах. — она спешилась, помогла трактирщице благополучно спуститься на землю и только тут заметила, как внимательно наблюдает за нами Ярмес.

Вероятно, он и дорогой, держась поодаль, изо всех сил прислушивался к разговору.

Бреселида знаком подозвала горца.

— Ты о них слышал? О бандитах, я говорю?

Ярмес нехотя кивнул.

— Что?

— Что у них собираются люди без родов. Сами по себе. Как я. — он опустил голову и теребил в руках уздечку.

— И? — всадница сдвинула брови.

— Ну и я к ним хотел податься. А что? — Ярмес вскинул на нее взгляд. — У Собак разве лучше? У людоедов? Я потому с вами и увязался: думал, убегу по дороге. Да Умму пожалел. И мальчишка твой, козел, все ночи на пролет на меня зелеными глазищами пялился. Думал, отойду два шага, точно съест. Не человек он вовсе.