Сергей Сергеев - Антимир

Бывшая супруга не избежала проницательного взгляда и со стороны Алексея Ивановича. Тот, однако, оценил больше всего темно-синюю блузку, с замысловатыми узорами белого цвета, не прозрачную, но хорошо обтягивающую тело, но скорее всего не блузку, а то, что под ней совершенно не просматривался бюстгальтер. Фитнес и аэробика позволяли её грудям второго размера выглядеть сексуально, да и, вообще, носить молодёжный прикид.

"Приходится стараться для молодого мужа", — мысленно съязвил Ухваткин.

Новый муж Анны Ивановны был действительно младше её на пять лет.

Алексей Иванович представил ей и гувернантку, с которой Анна недолго побеседовала, выяснив, главным образом, её семейное положение, что она замужем и у неё растут две девочки. Это обстоятельство успокоило её, и она, немного пообщавшись с Алексеем, затем с дочерью, удалившись при этом в другую комнату, а потом попрощалась со всеми, уехала к своему больному мужу.

Сканирование, по мере возможности, мыслей новых знакомых Черникову ничего особенного и интересного не принесло. Однако некая робость, можно выразиться, боязнь Анны Ивановны своего бывшего мужа ощущалась и не вооружённым взглядом. Разговаривала она с Алексеем Ивановичем, не поднимая глаз, хотя остальным участникам встречи смотрела прямо в лицо, выказывая тем самым своё превосходство.

"Странно, ведь, насколько известно мне, это она бросила Ухваткина, возможно стыдится теперешнего положения, новый муж — банкрот, никак не выйдет из депрессии, то ли в запое, то ли на наркотиках", — размышлял Виктор.

Что в том было странного, Черников разбираться не захотел: "Не хватало ещё и бывшими жёнами заниматься, так дело и до любовниц дойдёт, и так уже превратился прямо в дворецкого, старший слуга, одним словом".

"Любовниц у него, кстати, и нет, почему-то? Возможно, всё ещё любит свою бывшую. Тело-то у неё ещё ничего, молодое, да и у гувернантки так же, в этом отношении всё в порядке", — вспомнил интимные подробности Виктор. Как он не старался, как не давал себе зарок виртуально не раздевать женщин при помощи браслета донага, сдерживаться у него не получалось. "Врёт Машке Хрусталёв, а та и верит, дура наивная, у нормального мужика всё равно одно на уме, а заметить почти невозможно. Анна даже не дёрнулась, лишь училка, возможно, что-то почувствовала, смутилась и покраснела".

Вторым приятным событием после выполнения миссии по поиску гувернантки для Черникова стало наблюдение за главврачом психиатрической больницы. Тот, наконец-то, начал строить планы на отпуск и решил снять с любимой карточки деньги на оплату туристических путёвок. Каково же было его удивление, когда на счёте карточки он обнаружил ноль рублей. Он несколько раз вытаскивал карточку из банкомата и вставлял её заново, тщательно набирал код, но всё напрасно, результат был один и тот же.

Большое удовольствие Виктору доставило лицезрение мимики врача: сначала — недоумение, потом — тревога и разочарование, а затем — растерянность и злость. Наконец-то его самолюбие было удовлетворено, он был отомщен за все те унижения, как он считал, которым подверг его этот противный психиатр.

Он уже представил дальнейшие действия главврача Гаврилова Н.Ю., как значилось в табличке на двери его кабинета. В банк он обращаться не будет, если только неофициально и при помощи знакомых, т. е. вернуть незаконные деньги законным способом невозможно. Остаётся один скользкий путь, нагружать левый бизнес, чтобы нормально отдохнуть в отпуске. А левый бизнес — услуги по выводу из запоев новых русских, да и старых тоже. Для таких целей ему придётся изыскать внутренние резервы, а именно, освободить ещё пару палат от настоящих психически нездоровых людей и предоставить новые площади коммерческим больным.

"Рискует, однако, можно так его и подставить", — размышлял Черников.

Но заниматься таким вопросом, как дискредитация главврача психиатрической больницы Виктору не хотелось и не потому, что он не видел себя в первых рядах борцов с коррупцией, а просто ему лично от этого не было никакой пользы, а раз нет выгоды, то и заниматься этим не стоит. От смены главврача записи в истории болезни сами не поменяются, поэтому, если он когда-то соберётся в депутаты, и ему всё же придётся подретушировать свою автобиографию, то прибегнет к помощи своего нового изобретения, исправлять и корректировать записи на бумаге.

Он случайно обнаружил, что если очень захотеть и зрительно представить исписанный лист бумаги без записей, то этот лист становился реально чистым. Если есть желание что-то написать, но не пользоваться ручкой, тогда необходимо лишь закрыть глаза и зрительно визуализировать текст, и на бумаге появляются те записи, которые ты представлял и о которых думал. С браслетом нужно уметь обращаться, главное — правильно объяснить, что в действительности очень сложно.

Практическое испытание своим новым достижениям Черников планировал осуществить при изменении записей в документах на куплю-продажу квартиры дедушки Помпеева, если, конечно, сам Помпеев согласится на такую сделку.

Он уже объяснил Ухваткину, что операцию по замене одних документов на другие, а также записей у нотариуса, в регистрационной палате и БТИ берёт всё на себя. У Помпеева есть выгода, когда правоохранительные органы доберутся до той квартиры, окажется, что сведения их неверны, никакие родственники бывшего мэра к ней отношения не имеют. Потому треть стоимости от рыночной, как считал Виктор, — хорошая цена. "Нет квартиры — нет компромата, по-моему, удачная сделка для обеих сторон", — нахваливал свой проект Черников.

Ухваткин же такую идею оценил скептически, но содействовать не отказался. Алексей был удовлетворён тем, как разрешилась ситуация с Катькой. После смерти матери он впервые понял, что такое одиночество. В его сознании происходил пересмотр ценностей, и в этом, как он считал, помогала ему дочь. Бизнес ещё не ушёл на второй план, но такого рвения, как раньше в ущерб семье, у него уже не было. Алексей не знал, как в дальнейшем сложатся у него отношения с дочерью, это во многом зависело не от него, но уже чувствовал, что роднее человека на этом свете у него больше нет.

Действительно, чтобы понять такое, надо прочувствовать, можно сколько хочешь говорить, что любишь, но если в сердце пустота, то и слова будут пустыми. Одним сладостным сюсюканьем и глажением по головке ребёнка не обманешь, фальшь он поймёт и раскусит обязательно, и тогда ответ будет таким же, вместо любви тоже будут "уси-пуси".

Он впервые научился общаться с дочерью, как говорят без дураков, на полном серьёзе и по-взрослому. Кому-то это покажется странным и смешным, но только не ему. Он привык в своём бизнесе ломать всё через колено и не представлял, что возможно иначе.