Майкл Суэнвик - Драконы Вавилона

Друзья и подружки Алкионы наблюдали за этой сценой с крыши оранжереи, лениво потягивая из бокалов. Вблизи они были такими же высокими и блестящими, какими выглядят по телевизору. Мужчины стояли, засунув левую руку в карман панталонов, и позванивали монетами. Лица женщин весьма искусно изображали скуку.

— Приветик, Алли! Чего там новенького? — спросил мужчина, про которого Вилл уже знал от Алкионы, что это военный стратег лорд Веньянса; рядом с ним стояли лорды Ягервульф и Ласко, а также фаты Калдогатто, Мизерикордия и Элспет, поголовно имевшие высокое положение в самых ответственных ведомствах.

— Ты, конечно, слышал, что Запад зашевелился. Надвигаются глад, мор и разруха. А что еще нового? С момента, как пришло это известие, я головы не поднимаю от стола, всё бумажки, бумажки и бумажки. А что у тебя?

— Мятеж в Исе, мелкий и быстро подавленный. Война продолжается и, судя по всему, вознамерилась продолжаться вечно. А с кем это ты?

— Его зовут Тенали Раман. — (Взгляды эльфов небрежно скользнули по Виллу и покинули его навсегда — как и было намечено Алкионой.) — Я ему показываю виды.

— Никакие виды никого уже больше не волнуют, — надула губки фата Элспет. — Я торчу на этой вечеринке уже битых пятнадцать минут, и никто еще ни слова не сказал про мои сиськи.

— Если я начну восхвалять твои груди, Спет, мы застрянем здесь до утра, — чуть поклонился лорд Ласко.

Фата Элспет благодарно улыбнулась. Внизу, на галерее, черный карлик натужно крякнул, получив удар ножом в бок. Вспыхнули и тут же заглохли жидковатые аплодисменты.

— Выше головы, плечи расправить, сюда идет наша будущая леди мэр, — еле слышно пробормотал лорд Ягервульф. Воздух начал слегка потрескивать, в нем пахнуло озоном. Приближалась эльфийская леди, окутанная аурой тьмы, что делало ее чуть похожей на грозовую тучу. — Ловите момент.

— Ну скажите мне, что я не забыла конверт для фаты Блоудьюведд. — Фата Мизерикордия принялась суматошно копаться в сумочке. — О боги, ну так и есть! Нет, вот он!

— Постой пока здесь, Тенали, — сказала Алкиона. — Мы намерены сделать совершенно добровольные и абсолютно законные взносы здесь, в месте, никоим образом не связанном с государственным аппаратом, за которые мы не ожидаем никакого вознаграждения, ни в смысле административного веса, ни в смысле доступа к каким-либо официальным лицам. Это займет буквально пару минут.

Вилл проводил ее взглядом, чувствуя себя неуклюжим и каким-то неприкаянным. Затем он встряхнулся и пошел искать блюдо с креветками. По его наблюдениям, на таких приемах обязательно где-нибудь было огромное блюдо охлажденных креветок.

Некая женщина, одетая в слишком уж подчеркнуто высокоэльфийской манере, чтобы действительно принадлежать к высоким эльфам, преградила ему путь вытянутой ногой. На ней были сапоги на высоких каблуках и черные кожаные брюки. Ее красная виниловая полурасстегнутая куртка являла изумленному взору бюстье с умопомрачительным декольте. Этот делано низкопробный, полный самоиздевки вид неизбежно привлек бы Вилла (и, заставил бы его презирать себя за то, что клюнул), не будь он сегодня здесь с Алкионой.

— Привет, — сказала женщина. — Я — фата Джейн.

— А я так, никто. Ты не видела тут блюдо с креветками?

— Нет. А почему бы нам не пойти ко мне и не поискать его там?

— Хмм… Если я не ошибаюсь, мы с тобою только что друг друга увидели. Давай не будем торопить события.

— Вот именно это я и ищу. Кого-нибудь, кто умеет быть милым и никуда не спешить.

— Послушай. Не знаю уж, почему ты ведешь себя столь необычным образом, но я пришел сюда не один. Поэтому, чего бы ты там уж ни хотела, этого не будет.

— Но я тебе нравлюсь? И вообще, тебя привлекают девушки?

— Если честно, то нет, — соврал Вилл. — А потому спасибо за компанию, я пойду дальше.

— О'кей, только дай мне сделать последнюю попытку.

Фата Джейн наклонилась к его уху и еле слышно пропела припев «Баллады Обероновой жопы»:

— Попробуй что-нибудь новенькое, mon petit serin [71] Мой лопушок, мой простофилюшка (фр.). . Расширь свой кругозор.

Улыбаясь, она пососала кончик тонкого, с ярко-красным маникюром пальца, а затем тронула им щеку Вилла. Его детородный орган мгновенно набряк, стал твердым как камень. Его лицо налилось кровью, он с трудом дышал, столь велико было физическое желание.

— Несмотря на всю твою грошовую магию, — процедил Вилл сквозь до боли сжатые зубы, — ничего у тебя не получится. Но я джентльмен и, уважая твой пол, просто откланяюсь и уйду.

— Нет? — Фата беззлобно улыбнулась. — Ладно, поищу кого-нибудь другого. Но не бойся, шери, ты навсегда мне запомнишься как Тот, Который Сорвался с Крючка.

Минуту спустя появилась Алкиона со всем своим кортежем.

— Пошли, — сказала она Виллу и продолжила, когда друзья их уже не слышали: — Я видела, ты болтал с этой кошкой помоечной. Она что, тебя клеила?

— Нет, мы с ней просто трепались.

— Ну и слава богам. Фата Джейн имеет в наших кругах печальную известность. Никто из тех, кто с нею уходит, никогда потом не возвращается. Поневоле задумаешься, что же такое она с ними делает.

Сидевший сбоку от сцены пианист играл «Звездную пыль». Пианистом был тощий, как хворостинка, хайнт, рукава его рубашки были схвачены эластичными лентами, котелок был лихо сбит набекрень. Когда члены клуба начали заполнять зал и садиться за столики, он взял микрофон и заговорил тихим масляным голосом:

— Bienvenido, señors у señoras, a Le Club Frottage. Heute abend haben wir eine Festlichkeit für Sie. Спектакль, редчайшее шоу, бесподобная звезда. Jе vous presente — El Somnambula! Der Traumengeist! L'oneiroi des Reves! Единственный и неповторимый Нанше!

Ударив руками по клавишам, он извлек из рояля тревожные, режущие ухо созвучия, и в тот же момент три какодемона с острыми, как иголки, зубами и шустрыми глазками выпихнули на сцену сонную, обвисшую фигуру, раза в два превышавшую их по росту. Это был грудастый, с округлыми женскими бедрами гермафродит в незастегнутом купальном халате.

— Смотрите, смотрите, — сказала фата Мизерикордия. — Это просто чудесное представление. Я хожу сюда каждый вечер.

Голова Нанше с множеством светлых тугих косичек безвольно болталась. Его тонкий, возмутительно розовый пенис вяло свисал из складок ее половых губ. Какодемоны утащили его халат и рассыпались по сторонам, оставив ее обнаженной в самом центре сцены под золотистым светом софитов. Пианист заиграл бетховенскую сонату для клавира № 14 до-диез минор, «Лунную сонату».

Первую минуту не происходило ничего. Затем какодемоны вернулись с тюбиком увлажняющего крема, выдавили в ладонь гермафродита довольно длинную колбаску и бросились наутек. Глаза Нанше чуть приоткрылись, его рука медленно, с очевидным трудом поднялась к лицу, на котором постепенно, как на проявляемой фотографии, стало возникать удивленное выражение. Затем, столь же медленно, как и поднималась, рука опустилась и осторожно, любовно смазала половые органы.