Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Закат

– Пусть заходит! Чем он все-таки тебе не угодил?

– У него в голове всегда на две мысли больше, чем нужно. Я свободен?

– Да.

Рудольф не теряет даром времени. Рудольф потерял северный берег Хербсте…

Небольшой отряд, отправлявшийся в распоряжение фок Варзов, должен был покинуть Старую Придду только утром, а Давенпорт уже ощущал себя частью Западной армии. Неопределенность осталась позади, и капитан не мог скрыть почти неприличной радости. Само собой, Чарльз понимал, что дела в Придде и Марагоне идут паршиво, но избавление от Савиньяка и в кои-то веки полученное дело по душе затмевали всё.

Капитану не хотелось заниматься штабной ерундой даже у регента и еще больше не хотелось возвращаться в Надор. На Агмарен, уже третий месяц как отбивавший атаки дриксов, Давенпорт был согласен, но его неодолимо тянула большая война. И что? Все решилось в полчаса, и бывший офицер для особых поручений при маршале Савиньяке приказом регента стал драгунским капитаном.

Савиньяк не возражал. Мало того, без его вмешательства аудиенции пришлось бы ждать еще не один день, и это было почти единственным, что слегка портило настроение. Чарльз не мог отделаться от ощущения, что его вежливо передарили, будто ненужную вещь, но в сравнении со свободой это было такой ерундой!

– У старого Вольфганга я наконец-то займусь делом, – признался Давенпорт зевавшему на галерее Уилеру.

– Да ну? – подивился «фульгат». – Вот не думал, что сдавать крепости и бегать от дриксов называется делом. Но если называется, мы точно бездельничаем. От самой Ор-Гаролис.

Огрызаться Давенпорт не стал – не в том был настроении, да и высказался неудачно. Уилер же не имел сомнительного удовольствия таскать за маршалом карты, вот и судил о Савиньяке по победам. А о фок Варзов по неудачам.

– Я перестану бездельничать, когда буду драться, а не смотреть на тех, кто дерется.

– А… Вот ты о чем. Дело хорошее, только зачем ради этого в Придду лезть? Думаешь, нас теперь жениться погонят? Кошки с две! Перышки почистим, и вперед!

– Куда?

– Откуда я знаю, «наш» что-нибудь придумает. Хотя бы вас из задницы вытаскивать. Это ж надо – прохлопать Гельбе, уползти за Хербсте, отдать Доннервальд, а теперь еще и Мариенбург тю-тю!

– Ты это адъютантам регента скажи.

– А ты яйцо в курицу назад запихивать не пробовал? – хмыкнул Уилер. – Здешним парням контрданс с «гусями» вот где… Разве что теперь все переменится. Вот приедет знаменитый Давенпорт, дриксы-то и побегут!

– Заткнись, отравитель, – беззлобно посоветовал Чарльз и пошел прощаться с маршалом Рене, но Старый арсенал, похоже, был заколдован. Его сторожил дракон, и имя ему было Жиль Понси.

– Что вы скажете о моем триптихе? – завопил он, стратегически хватая Чарльза под руку. – Я весь внимание!

– Я плохо понимаю в поэзии.

– Это вам внушили безвкусные невежды, которые только и способны, что ковыряться в словесном хламе! Ничтожества не желают знать истинных гениев, а всех, кто не восторгается их идолами, пытаются оскорблять. Именно пытаются… Их жалкие потуги не ранят того, кто смотрит в глаза Бездне! Я могу лишь смеяться над глупостью и косностью вместе с Марио, который счастлив тем, что не похож ни на хваленое старье, которое так горазды цитировать…

– Сударь, я никого не цитирую и цитировать не могу! – Так и не доведенная до сведения поэта маршальская резолюция портила Чарльзу жизнь, но отдать хоть кого-то на растерзание Савиньяку Давенпорт не мог. – Я не любитель изящной словесности.

– Ваше отвращение к Веннену говорит о природном вкусе. Вы поняли меня, вы поймете и Марио! Хотя бы это…

– Вы мне льстите, – попытался выйти из-под удара Давенпорт. – Ваши стихи… необычны и… Я не уверен, что понял правильно.

– Вы и не можете их понять до конца! – Почему он все время орет? Плохой слух? – К счастью для вас, вы не прошли через те муки, которые выпали на мою долю. Вы видели смерть и кровь, вы убивали врагов, но вас не жалила черная змея измены!

– Я видел, как изменники захватили короля…

– Что значат короли в сравнении с поэтами?! Король – всего лишь кусок мяса, на который плеснули особым маслом!

– Сударь, я принес присягу!

– Еще одно свидетельство их никчемности!.. Попытка связать душу казенными словами может вызвать лишь смех того, чье вольное слово создает и уничтожает!..

– Эй, Давенпорт! – окликнул один из адъютантов регента. – Пакет для генерала Ариго готов. Забери в приемной.

– Иду! – Желание броситься говорившему по-человечески адъютанту на шею Чарльз превозмог с трудом. – Немедленно.

– Оно не горит. Ты ведь завтра едешь?

– Да, утром. На третий день буду на месте.

– Не будешь. Из-за падения Доннервальда придется дать хорошего крюка, чуть ли не до самой Аконы.

Савиньяк в последний раз пробежался по испятнавшим Северную Марагону пометкам, сунул карту в холодный летний камин и высек огонь. Таскать с собой лишнее глупо, но не оставлять же адъютантам свидетельство регентской нерешительности. Младшие офицеры и так слишком рьяно выспрашивают о северных походах, сравнений не избежать, но одно дело, довольствуясь пивом, болтать о кем-то выпитом вине, и совсем другое – увидеть, как в канаву выплеснули бочку кэналлийского. Рудольф это понимает, потому и просит воздержаться от встречи с Арно, только лучше бы регент понял, что по тонкому льду можно только бежать…

Лионель пошевелил сапогом серо-красные пласты, чтобы они рассыпались в прах. Позвонил. Открыл и тут же захлопнул книгу, которую так и не начал читать. И не начнет.

– Мой маршал? – Сэц-Алан ждал приказа. Вряд ли того, что воспоследует.

– Отправьте Уилера с «фульгатами» обедать, и пусть сразу же седлают коней.

Все уже сказано и подписано, дальше может быть только ссора, но, как заметил сам Ноймаринен, нынче не все так скверно и не все так спокойно, чтобы Проэмперадор Севера позволил себе схлестнуться с регентом. Даже проиграй фок Варзов сражение, больше, чем одну армию и одну Марагону, не потерять. Это не смертельно, не так смертельно, как раздрай вожаков и, видимо, то, что творится на юге, иначе Рокэ был бы здесь… Вдвоем они бы свернули горы: Алва – в Придде, Савиньяк – в Марагоне, но сейчас Лионель был один, а одиночество он ненавидел. То есть не одиночество, а ощущение, что на твоих плечах всё и решать, куда это «всё» девать, кроме тебя, некому. Один ты, так что изволь!

Он и изволил, в двадцать с небольшим став главой дома. Не лошадкой с гербом на попоне, а наездником, который выбирает, куда ехать и каким аллюром. Молодого графа манили кардинальские и губернаторские объятья, друзья отца так и норовили подставить плечо; Ли благодарил и поступал по-своему. Последнее не сразу замечала даже мать, чего уж говорить об остальных…