Андрей Басирин - Убить Ланселота

– Чаю?

– Точно. А как вы… ты догадалась?

– Случайно. Хок, я сейчас, ладно? Потерпи немного.

Маггара стрелой помчалась заваривать чай. Сцену, подобную этой, она видела много раз. Всякий раз Хоакина мучила сильная жажда: фиолетовый коротышка постарался на славу.

«Хорошо, что Истессо спокойный и сильный, – глотая слезы, подумала фея. – Другой бы ударился в истерику. Начал бы кричать, ломать руки. А Хок – никогда. И я – вот глупышка! – так привязалась к этому верзиле. Чем же все это закончится?»

Пока Маггара возилась с заварником, Хоакин читал книгу. Выяснилось, что он вел увлекательную жизнь, полную опасностей и приключений. Вот только ничего из этой жизни он не помнил.

В его памяти остались лишь скука и отвращение. Маленький нюанс: отвращение всецело относилось к университетским занятиям магией.

Магия, магия… Что есть магия? Одни считают, что удел волшебника – доставать голубей и кроликов из бутафорского цилиндра. Другие верят, что высшие достижения магии – големы, самоходные печи да магические кристаллы…

Хоакин никогда особо не задумывался над этим вопросом. Как истинный тримегистиец, он с детства привык, что его окружает волшебство.

Дома. На улице. За школьной партой.

– Хоакин, где ваше домашнее задание? Что значит «в лягушку превратили»? А голову? Голова на месте? Тогда расколдовывайте.

В классе Хоакин оказался самым рослым и сильным. Он не носил очков, он великолепно плавал, мог отжаться от пола сорок раз… в общем, выделялся не в лучшую сторону.

Естественно, одноклассники травили его. В ход шли все средства. Тут и тетради, превращающиеся в лягушек, и пуговицы от штанов, разбегающиеся тараканами. Марьяша Аллегрезо как-то во всеуслышание объявила, что не может полюбить человека, неспособного доказать лемму Кронекера-Капелли о дивергенции гамма-потока ля.

Хок на Марьяшу даже не смотрел. Но все равно было обидно.

Когда школа осталась позади, Хок вздохнул с облегчением. Оказалось, рано. Тертерок Истессо – отец Хоакина – отправил сына в Град Града изучать ледовое волшебство. Из академии Хоакин вынес три вещи: боязнь простудиться, отвращение к магии и фаянсовую солонку, украденную в столовой.

– Вот твой чай, Хоакин.

– Угум.

– Тебе не холодно? Возьми одеяло.

– Спасибо. Мне тепло.

Может, тебе меховые тапочки принести?

– Маггара, – разбойник на миг оторвался от книги, – скажи, Маггара, я часто простужаюсь?

– Нет. – Фея уселась на краешек стола, болтая крохотной ножкой. – Но это потому, что ты ведешь здоровый образ жизни. По утрам ты обливаешься ледяной водой, медитируешь, питаешься овсянкой.

Хоакин перевернул страницу. Там крупными буквами значилось: «Не верь. Зарядку я сроду не делал».

– Правда, чихать тебе время от времени приходится, – продолжала фея. – Ты носи эту книжку с собой, ладно?… Когда в засаде сидишь, горло потеплее кутай. Я все-таки позову Инцери. Пусть разведет огонь.

Майская Маггара щелкнула пальцами:

– Ужин, свечи, воск не вечен! – звонко крикнула она. – Вечер черен, ветер в двери, эй, сюда скорей, Инцери! Живо!

Дрогнуло пламя свечи. Лица на гобеленах ожили, задвигались. Ганс украдкой бросил под кровать недоеденный пряник; пес, лежавший у ног принцессы, сел и принялся яростно чесаться.

На столе, возле локтя разбойника, появилось размытое световое пятно.

– Инцери, будь добра… Что за вид, Инцери?!

Пятно сгустилось и превратилось в огненную ящерку. Стройную фигурку облекало черное бархатное платье с глубоким декольте. Черты лица ящерки не потеряли еще подростковой округлости, тем не менее на губах чернела помада, а веки…

– Ты взяла мои тени! – взвизгнула фея.

Огненная элементаль даже не раскрыла глаз:

– Я уже лет триста как совершеннолетняя. Пора бызапомнить. Что я, ненакрашенная пойду, как дурочка?… Дамаэнур…

– Но это же мои тени! Ты воровка!

– Я воровка?!

– Стоп, – веско произнес Хоакин. – Не драться, дамы. В чайник посажу. Инцери, разожги очаг, пожалуйста.

– Фиг вам! – Ящерка надулась. Подобрав подол, она прыгнула в очаг и демонстративно покрутила попкой. – Так посидите – в темноте и холоде. Поняли?

– Чего-о? – возмутилась Маггара. – Ах ты, мерзавка!

«Интересно, сколько же раз я чихал?» – подумал Хоакин. Попробовал было считать, но бросил. По всему получалось, что много: тут и зимние сквозняки, и осенняя сырость, пыль… магические книги. Особенно книги. Еще со времен академии при виде рунного письма у Хоакина свербело в носу. Маггаре следовало выбирать подарок поосмотрительнее.

Сто лет, значит… Сто лет беспрерывного чихания. Хоакин попытался представить себе все эти годы и не смог. Воображение пасовало перед вереницей одинаковых зим, весен, лет. Какое бессмысленное времяпровождение…

Кому это понадобилось, интересно?

– …Фиударин сказал, что у тебя хвост с подпалинкой. И нос длинный.

– Он врет! врет твой Фиударин!

– Ну, положим, Фиударин врет. А Ллиулан?… Тоже врет? Инцери, милочка, пойми: инфернальная бледность, черный лак для ногтей – это не твой стиль. К чему этот эпатаж?

– Да ты!… Ты просто завидуешь! – вспыхнула саламандра. – Ты… ревнуешь!

Слово «вспыхнула» тут как нельзя кстати. Затрещали, занимаясь пламенем, сучья. Теплая волна воздуха пошла над полом, всколыхнув свисающие края скатерти. Огонь горел ярко, ровно – так разжечь очаг может лишь оскорбленная в лучших чувствах саламандра.

– Ты… вот как! – ахнула ящерка. – Обманула! Ну все, – всхлипнула она, – ухожу. Когтя моего в ваших дровах не будет – так и знайте. Прощай, милая.

Оскорбленно вильнув хвостом, ящерка растаяла в огненных бликах.

– Инцери! Постой!… Ну вот, ушла… Ах, дурочка, дурочка! Хок, мне ужасно стыдно за ее выходки. Ты ведь простишь? Хорошо хоть очаг растопила.

Разбойник молчал. Ему ко многому предстояло привыкнуть. Например, к тому, что все мало-мальски важные события придется записывать.

Он открыл книгу на чистой странице. Перо само прыгнуло в руку. Чернила капнули на белый лист и расплылись в строчку: «Инцери обиделась на весь свет и ушла».

– Она вернется, Маггара?

– Обязательно.

Вторая капля чернил расплескалась под первой. Тонкими травяными корешками зазмеились буквы. «Маггара говорит, что она вернется». Разбойник вытер пот со лба. Ну вот. Начало новой жизни положено.

– Кто нынче капитанствует в Деревуде? – спросил он.

– Ты.

– Я так и думал. Хорошо справляюсь?

– О да! У тебя талант, Хок. Быть Деревудским стрелком стало престижно и модно. А все благодаря тебе. Разбойники в один голос превозносят твою удачливость и… и…

– Приверженность традициям?

– Да. Они говорят: «Хорошо, что в мире есть нечто неизменное. Поглядите на Истессо: вот молодец! Все у него как в старые добрые времена…» – Феечка запнулась и вопросительно посмотрела на Хоакина. – Дальше продолжать?