Ксения Баштовая - Вампир поневоле

Как бы то ни было, мы с Вовкой, переглянувшись, уселись в кресла. В ушах звенело.

А Дракула между тем продолжал:

— Вы голодны?

Куда катится мир?! Только что нас хотели убить, и вдруг так резко…

Прежде чем я смог решить, стоит ли отвечать, Вовка бросил:

— Да.

Главный кровосос удовлетворенно кивнул:

— Карл?

Один из «шкафов» тут же сорвался со своего места у двери. Через пару минут он вернулся, неся резной деревянный поднос, на котором стоял золотой кувшин. Еще один «шкаф» перебросив через руку полотенце, тащил поднос с двумя золотыми бокалами…

М — мда… Круто, ничего не скажешь… бокалы поставили на стол и хозяин дома лично наполнил их из кувшина:

— Прошу вас… Пейте…

Я осторожно заглянул вглубь. Там было что — то темно — красное, маслянисто поблескивающее, густое…

— Что это? — Внезапно охрипшим голосом спросил я.

— Ну не томатный же сок! Кровь, естественно! Между прочим, четвертой группы, отрицательный резус… Редкость… Пейте.

Лично у меня сразу прошел всякий голод. У Вовки, похоже, тоже. По крайней мере, тихо звякнувшие бокалы на стол мы поставили одновременно.

— Спасибо, что — то не хочется…

Дракула вскочил с места, оперся о столик, и, нависая над нами, рявкнул:

— Пейте, я сказал!!!

— Да пошел ты…

Я так и не понял, кто это сказал: я или Вовка, потому что в тот же миг к нам рванулось штук десять зубастиков. В любом случае, развязка была короткой: я пару раз дал кому — то в морду, потом в морду дали мне, и я отключился…

Дьявол! Ну кому нужна была эта инициация?! Если вчера от них исходила только тревога, то теперь… Куда они вляпались?!

Дьявол!

Не… Так же и дебилом стать не долго… За последние сутки мне дали по голове… Сейчас посчитаю… Три или четыре раза. Надеюсь, все ограничится, максимум, шизофренией и нервным тиком.

Так. Что здесь у нас?

Я лежу на спине. Пол холодный, но практически не скользкий… надеюсь, это не… Я медленно повернул голову, открыл глаза и…

Столкнулся взглядом со своим отражением…

Великолепно! Я опять в этой чертовой зеркальной комнате!

— Ну, что, очнулся? — прозвучал где — то в стороне голос Вовки.

По крайней мере, он тоже здесь. Этот уже радует. Я шумно сел, оперся спиной о стенку и лишь потом нашел взглядом Вовку. Бланш под глазом расплылся на всю щеку, бровь рассечена… Кошмар! Что скажет его мать??? Надеюсь, я не такой страшный, а то меня ж родители домой не пустят!

— Очнулся. Только вот не думаю, что это нам чем — то поможет.

— Поможет!

Да он оптимист, оказывается!

Вовка болтал что — то еще, но я прикрыл глаза и замер, надеясь загнать боль в затылке куда-нибудь подальше, поглубже… Когда все уже почти прошло и грызущая боль превратилась в ноющую, внезапно заскрипела, открываясь деревянная дверь. Я открыл глаза.

Вошедший «шкаф» держал на руках бесчувственную девушку лет девятнадцати. Алая кофточка, черная юбка по колено, босоножки на высоком каблуке… Черные волосы расплескались волной…

Шкаф скользнул взглядом по мне и Вовке, сидящему в противоположном углу, и медленно опустил девушку на зеркальный пол:

— Граф велел передать, что вы не выйдете отсюда до тех пор, пока не сделаете хоть по одному глотку её крови, — бросил он, выходя.

Вовка, сплевывая на пол кровь, медленно подошел к девочке (у меня не было никаких сил шевелиться), прикоснулся кончиками пальцев к ее шее:

— Слава богу, жива.

Потом он осторожно оттащил ее от входа и подошел ко мне:

— Ну? Что будем делать?

— Вешаться, — буркнул я.

— Веревки нету, — вздохнул он.

— Значит, придется придумывать что — то еще…

— Андрюх, вот скажи, — перебил он меня, — мы не боимся солнечного света, а до серебра прикоснуться не можем… Мы вампиры или нет?

— А черт его знает, — вздохнул я.

Вовка хмыкнул:

— По закону американского мультфильма, в том дальнем углу сейчас должно появиться нечто рогатое, сообщить: «я все знаю, но ничего не скажу!» и исчезнуть…

В его голосе было столько уверенности, что я невольно покосился в дальний угол. Естественно там никого не было. Жаль…

Интересно, не слишком ли быстро мы приходим в себя?

Некоторое время мы сидели молча, а потом Вовка сказал:

— Андрюх, слышь, принеси мне воды, а? А то пить хочется, жуть…

Я хотел, было, возмутиться, что я ему, водоносом нанимался?! Но потом смерил взглядом Вовку и, развязав с пояса рубашку, деланно любезно поинтересовался:

— Тебе что? Воротник или рукав?

— Чего?! — поперхнулся Вовка.

— Ты идиот или просто притворяешься?

— Идиот, естественно. А в чем дело?

Я вздохнул:

— Ты здесь стакан или кружку видел?

— Но ты ж в чем — то принес воды, чтоб облить меня!

— Рубашку я на тебя выкрутил. Ру-баш-ку. Так из чего будешь? С рукава, с воротника?

— С ладошек! — буркнул Вован, вставая на ноги.

Он минут десять чем — то звякал и гремел в ванной, а когда, наконец, вышел из нее синяк под глазом уменьшился раза в три…

— Андрюх, а ты знаешь, что мы не в нашей комнате?

— в смысле? — не понял я.

— В прямом. Здесь раковина на месте.

И в этот момент девушка открыла глаза и медленно села.

— Где я? — прошептала она, обводя комнату взглядом.

Сериала — сериала…

Вовка, конечно, не мог удержаться: он скорчил страшную рожу и прохрипел:

— В логове вампира!.. тебя как звать, завтрак?

— Я не завтрак! — ойкнула она, бледнея с каждым мгновением.

— Ну, значит, обед или ужин! — непреклонно заявил Вован.

В глазах девчонки заплясал страх, и я не выдержал:

— Вовка, прекрати, — и, уже обращаясь к девушке, предложил. — Не обращай внимание, это он от скуки с ума сходит… Так как тебя звать?

— Аня…

я улыбнулся:

— А меня — Андрей. А этого хохмача, с идиотским чувством юмора, с утра звали Вовой.

— Очень приятно, — покраснела она. А я всегда искренне считал, что наш век феминизации и эмансипации подобные «тургеневские барышни» остались только в фильмах Михалкова…

— Андрюх, объясни мне одну вещь, — вмешался в разговор Вовка, наблюдавший за нашим диалогом из дальнего угла. — Анюта такая пунцовая оттого, что ей «очень приятно». Это мне понятно, но у тебя — то почему ухи такие красные?

Я аж поперхнулся от его наглости и только и смог, что беспомощно глянуть на Аню. Та хихикнула в кулак и подняла на меня хитрый взгляд. Мне ничего не оставалось, как рассмеяться в ответ.

Вовка удивленно перевел взгляд с меня на Аню, потом обратно.

— Хохотуны недорезанные! — сердито буркнул он.

— Вов, что с тобой?! — оторопел я.

— Что «что»? голодный я! А когда я голодный, я всегда злюсь. Пора бы было узнать это за шестнадцать лет дружбы!

Что «да» то «да». Я познакомился с Вовкой, когда мне было четыре, а ему — почти пять… Эх, золотое было времечко! И надо сказать, Вован, действительно, когда проголодается, становится просто невыносим!