Алексей Пехов - Аутодафе

Квильчио здесь обожествляли, ему поклонялись, им жили. И сегодня трибуны, разделившиеся на красных и белых, предвкушали большое зрелище.

Натан, как и все мы одетый лишь в широкие панталоны алого цвета с темно-бордовыми вертикальными полосами, вышел на поле одним из последних в команде, попробовал босой ступней нагревшийся песок, оглядел трибуны, где колыхалась человеческая масса:

— Славный день. Я успел поцапаться с Меризи и получить от него вызов.

— Принял? — Шуко разминал мышцы, ходившие у него под кожей, словно стальные жгуты.

— Герцог не дал.

— Жаль. Если бы ты его прикончил, я был бы очень рад.

— Шуко сегодня кровожаден, — прокомментировал я. — Его светлость сказал, где ты должен быть?

— Да. Я среди скочатори. [26] Скочатори — защитники первой линии обороны, также называемые кулаками. Вы со мной?

— Черта с два, — сказал Шуко. — Нам досталась незавидная участь датори. [27] Датори — защитники второй линии обороны, также называемые щитами.

— Зря вы так говорите, синьор Шуко, — с укоризной произнес Лоренцо ди Трабиа. — Мы — последняя надежда и будем на рубеже перед индьетро. [28] Индьетро — ловцы мяча. Наша задача — задержать инананци [29] Инананци — нападающие. противника любым способом. Готовьтесь. Белые уже строятся. Мы скоро начинаем.

— Ты где пропадал? — поймал я Натана за руку, прежде чем он убежал к нападающим. — Если бы не Мила, мы все еще продолжали бы искать тебя по Риапано.

— Извините, ребята, надо было вас предупредить. Я бегал делать ставки, поэтому немного задержался.

— Много поставил? — оживился Шуко.

— Двадцать дукатов. Мы в аутсайдерах, если победим, получу сорок пять.

— Куча денег. Есть стимул к победе, — хмыкнул цыган и, хрустнув костяшками пальцев, закрутил руками, словно мельница крыльями. — А противники-то у нас не доходяги.

— Ты думал, что Сан-Спирито выставит против тебя инвалидов? — заржал Натаниэль. — Ладно, я на свое место. Держитесь тут.

— Доставь мяч к линии, и пойдем праздновать, — попрощался с ним цыган. — Который из них из Ордена Праведности, Людвиг?

Я посмотрел на мужчин, выходящих на поле с противоположной стороны трибун:

— Понятия не имею. Точно так же, как и то, куда делся Проповедник.

— Он увидел Милу и разомлел. Скажи… та тварь… помнишь ее? Выглядит как огородное пугало. Мы встречались с ней в Солезино. Она тоже где-то тут?

Он не смотрел назад, где на первой трибуне унылой оглоблей торчало Пугало. Оно наслаждалось столпотворением и людскими эмоциями азарта и кровожадности.

— Да. Это проблема?

— Уж точно не для меня. Скорее для тебя. Одушевленный, способный покидать тело и таскаться за стражем, — это только твоя проблема, друг.

Знакомство цыгана с Пугалом нельзя назвать безоблачным. Они друг друга едва не поубивали. Шуко, проследив за моим взглядом, увидел страшилу в соломенной шляпе. Пугало отвесило ему насмешливый поклон.

— Оно меня помнит.

— Еще бы. С памятью у него все в порядке.

Цыган сплюнул на песок и, повернувшись к одушевленному спиной, занялся подготовкой к игре. Пугало выбралось вперед, встав за нашими ловцами, чтобы лучше видеть происходящее. Я ругнулся, подошел к нему, наклонился так, чтобы коснуться поля, будто бы я прошу у земли благословения, и сказал:

— Хочешь смотреть, уходи в верхние ряды. Среди игроков законник. Ему не стоит тебя видеть.

Судя по всему, это уже не было дня него новостью, оно жаждало встречи, но сегодня Пугало оказалось очень покладистым и скрылось в толпе.

— Что это было? — спросил у меня Шуко, когда я вернулся.

— Маленький разговор. Ничего особенного.

Правила игры в квильчио, проходящей в Ливетте, ничем не отличаются от тех, что проходят в других городах Литавии. С каждой стороны участвуют по двадцать семь человек.

Пятнадцать нападающих-инананци, ведущие нападение по центру, а также левому и правому флангу поля. Они самые быстрые и ловкие. Их задача проста — любым способом доставить мяч за линию, на сторону противника, пока их товарищи блокируют нападение и нейтрализуют защитников. Герцог, Меризи и Птенчик были как раз среди них.

Пятеро кулаков-скочатори, самых мощных и сильных, являлись защитой команды и должны были останавливать нападающих соперника.

Я вместе с Шуко, Лоренцо ди Трабиа и дьяконом церкви Сан-Клементе находился во второй линии защиты — и наша четверка датори помогала кулакам блокировать соперников и не допускать игроков с мячом к находящимся в конце поля индьетро — ловцам мяча.

Игру судили шесть судей, и заканчивалась она, как только мяч оказывался в так называемой зоне победы. Его нельзя было туда бросить, следовало обязательно донести, положить, и лишь через десять секунд после этого судьи фиксировали победу. Разумеется, эти самые длинные десять секунд в жизни тех, кто почти выиграл, всячески осложнялись теми, кто почти проиграл. Они любыми силами пытались выбросить мяч из зоны, пробившись через защитников, опорных, нападающих и ловцов мячей команды противника.

Порой игра длилась не больше десяти минут, иногда — несколько часов, и тогда все уже зависело от того, сколько игроков в команде соперников осталось на ногах. В таком случае выигрывали те, у кого оказывалось преимущество в живой силе. Во всех остальных ситуациях победа зависела от правильной тактики и опытности команды.

Наш боевой отряд, как его окрестил Натан, состоял из очень разношерстной публики. Шестеро дворян, трое стражей, двое клириков, а также ремесленники, торговцы, солдаты, аптекари, лавочники, цветочники и трубочисты. В игре все сословия и должности уходили в песок, все были равны.

Мы встали на нашей половине поля: впереди — пятнадцать нападающих-инананци, за ними — пятеро кулаков-скочатори, потом четверо щитов-датори, затем трое ловцов мяча — индьетро — и стали ждать, когда старший судья в золотых панталонах поднимет алый флаг, дающий сигнал о начале игры.

Среди сотен обычных зрителей здесь присутствовали и души. Я насчитал девятерых, они тоже не желали пропустить грядущее действо.

Трибуны для знати, вынесенные немного вперед, с навесом, огороженные от черни высоким барьером, пестрели дорогими яркими нарядами и сверкали от золота и драгоценных камней. Узкие флаги на копьях реяли на жарком ветру, и солдаты из стражи, стоявшие в оцеплении, наверное, умирали в своих красно-белых парадных мундирах от предгрозовой жары.

— Чего мы ждем? — крикнул мне рвущийся в бой Шуко.

Ждали мы молитвы. Епископ на трибуне знати начал читать ее, и игроки преклонили колена. Усиленный магией голос пролетел над ареной и зрителями, замолкнув в тот момент, когда колокола церквей пробили два часа дня.