Вероника Иванова - Нити разрубленных узлов

— Они завершились. Других пока не наступило. И большего я предположить не могу.

— А предполагать и не надо.

— Ты же сказал, что старуха сбежала неизвестно куда.

— Не говорил.

— Но…

Карие глаза вновь лукаво сощурились.

— Я сказал, что никто не отправился по следу.

Захотелось стукнуть по лбу. По своему конечно же. Ну я и дурак! Нагреб кучу всяких умствований, а самое главное, лежащее на виду, обошел стороной. Неужели это конец? Да, способность сосредотачиваться должна была начать ослабевать, но не так же скоро… И не так же сильно, Боженка меня побери!

— Почему?

— На то было несколько причин. — Натти сел на скамью, достал из-за пазухи потертую фляжку и плеснул темно-красной, почти черной жидкости мне в кружку. — Выпьем? В знак примирения?

От таких предложений не принято отказываться. Вот и я не отказался, хотя глушить вино с утра не хотелось вовсе. Впрочем, вкус у подношения оказался вполне приятным, хотя и излишне терпким, с заметной горчинкой. Рыжий в свою очередь поднес к губам фляжку, сделал большой глоток, а потом как ни в чем не бывало продолжил беседу:

— Выяснение места назначения заняло больше времени, чем можно было потратить, чтобы успеть настичь беглянку по горячим следам. А когда стало ясно, куда она направилась, пришлось задуматься. И серьезно.

— И каковы итоги раздумий?

Вместо ответа Натти небрежно спросил:

— Ты что-нибудь знаешь о южных провинциях Дарствия?

— Немногое. Моя аленна иногда рассказывала о своей родине. Но я, признаться, не особенно вслушивался в эти рассказы.

— Ты что, был женат? — удивленно вскинул брови рыжий. — И долго?

— Больше пяти лет. А что в этом странного?

— Странно, что жена тебя так долго терпела… Но это так, к слову. В общем, ничего не знаешь?

— Можешь считать и так.

— Хорошо, тогда слушай. — Натти оперся локтями о стол. — Почти все южные земли присоединились к Дарствию под действием силы, но среди них нашлись и такие, что предпочли перейти на другую сторону по собственной воле. А все мы знаем, как Дарохранитель щедр в милости своей к тем, кто покорно склоняет перед ним голову… Провинции, по собственной воле вставшие под знамя Логарена, получили за свое решение хорошую плату.

— Это справедливо.

— Ну да, ну да… — скривился рыжий. — В частности, им было разрешено ввести собственных управителей.

Он замолчал, ясно показывая, что теперь я должен что-то понять самостоятельно.

Меньше всего мне хотелось сейчас действовать по указке наглеца, попытавшегося содрать корку со старых шрамов моей души. Если бы не глупейшая ошибка, совершенная то ли по рассеянности, то ли от злости, я бы не поддался искушению войти в обстоятельства. Но сейчас передо мной встал непростой, даже болезненный выбор: попробовать удержать прежние умения при себе или раз и навсегда попрощаться с ними. В конце второго пути меня ожидала участь эрте Ловига. Завидная для многих. Почетная. Почитаемая. И ужасающе спокойная.

Я перевел взгляд за кухонное окно, туда, где не по дням, а по часам расцветал сад. Мне же нужен был покой, как можно было об этом забыть? Или всему виной сумбур последних суток, многократно поменявший местами хорошее и дурное?

Нет, я не запутался. Я шел по своей собственной тропе, никуда не сворачивая, пока не оказался на перекрестке вместе с толпой других людей. Потом они разбежались в разные стороны, оставив меня без подсказок, куда двигаться дальше. А мне ведь так хотелось отправиться с ними… Хоть куда-нибудь.

Может быть, следовало прямо заявить об этом желании? Что ответил бы мне тот же золотозвенник? Промолчал бы? Отмахнулся? Позвал за собой?

Вот последнее — вряд ли. Я нужен ему здесь. Как запас, задвинутый в дальний угол хранилища, сберегаемый для крайней нужды. Он ведь дал понять, что все мои достоинства умещаются в одной щепоти. Да, воевать будут другие, а мне, по всей видимости, придется ждать окончания сражений и бродить потом по полю боя, добивая раненых врагов и собирая мертвые тела друзей…

Из болота раздумий меня вытащил щелчок пальцев. Прямо около уха. Звонкий. Почти оглушающий.

— Ты что, заснул? По ночам надо такие дела делать.

— О чем мы говорили?

Я прекрасно помнил последнюю фразу прерванной беседы, но втайне надеялся, что долгая пауза поможет сменить тему. Надеялся зря: собеседник остался непреклонен.

— Катрала получила от Дарохранителя право назначать собственных управителей, — повторил рыжий и снова замолчал, внимательно глядя на меня.

Ну и что именно я должен сообразить? Собственное управление. Наместничество, если говорить точнее. Берется отдаленный от столицы и по каким-то другим причинам малоугодный властям кусок земли и отдается на откуп человеку, способному с ним справиться. Как правило, достаточно богатому либо обладающему иными способностями для установления влияния над другими людьми. Получается что-то вроде того же Перевального форта, комендант которого для беженцев — и Бож, и Боженка, и отец родной. Правда, действует он уже не по исходным обязательным в других местах дарственным законам, а по своим…

Кажется, понял, куда клонит Натти.

— Там Цепи не имеют здешних возможностей?

— Там их вовсе нет.

— Возможностей?

— Цепей, — коротко ответил рыжий.

Неприятные обстоятельства, не спорю. Но есть великое множество других способов добиваться цели.

— Это что-то меняет?

— А ты как думаешь?

— Я думаю, что «багряным» нужно добраться до беглянки, а заодно и до тех, кто ей помогает.

— Верно.

— И я думаю, что Звеньям не возбраняется на время переставать быть Звеньями.

Натти улыбнулся, цыкнув зубом:

— Не возбраняется. Только есть еще кое-что.

— Здесь или там?

Ответ последовал не мгновенно. Мне даже показалось, что рыжему трудно подбирать для него слова, и это было тем более странно, потому что услышанное мною через несколько минут прозвучало вполне безобидно:

— В Катрале нет Цепей и Звеньев, зато есть бальгерия. С местного наречия это можно перевести как «божьи слуги».

— Тамошние жители настолько верующие?

Натти почему-то сжал пальцы правой руки в кулак, дождался, пока костяшки побелеют, и только потом сказал:

— Истово верующие.

Я все еще не мог уловить причину его тревоги, теперь уже вполне очевидной.

Люди верят в Божа и Боженку? Ну и пусть. Что в этом плохого? Не знаю, как в Блаженном Доле, а в столице тоже многие верят. И с детства ходят в общественные кумирни. Меня такое счастье миновало, потому что отца куда больше волновали дарственные дела; а мать предпочитала заниматься домом, а не душой. Только по большим празднествам мне и моим сверстникам из соседних домовладений удавалось услышать сказки из уст прибоженных. А когда моя жизнь переместилась в казармы Сопроводительного крыла, вера сама собой исчезла. Растворилась в прошлом.