Евгений Лотош - Горизонты нашей мечты

И тут на трибунах внизу завизжала девочка.

[045]

Наблюдая за соревнованиями, Мира почти забыла о ночных приключениях.

Дворец накануне поразил ее всем сразу: коваными фигурными решетками сада, огромным внутренним двором, мощеным непонятным черным камнем, сиянием фонарей и люстр, мягкими коврами, золоченой мебелью из неизвестного, но очень дорогого на вид полированного дерева, зеленого плюша и бархата, мраморными и малахитовыми статуями необычайной красоты и почти что живыми, не уступающими им красотой и изысканностью каменными, стеклянными, фарфоровыми и металлическими вазами в человеческий рост и тому подобными вещами. Она боялась даже рот раскрывать, чтобы ненароком не осквернить окружающее великолепие своими глупыми словами. Принцесса тоже поразила ее, но совсем иначе. В простом халате, пусть и королевских цветов, и в мягких тапочках, с волосами, заплетенными в уложенную на затылке косу, она казалась какой-то обычной домохозяйкой, мамашей двух или трех малых детей, отдыхающей перед сном с авантюрным романом про рыцарей и благородных разбойников.

Май, разумеется, нахал. Ужасный и неисправимый. На месте принцессы она бы попросту приказала его выпороть и выгнать из дворца. А та, посердившись лишь для виду, с увлечением слушала его россказни, в которых половина, разумеется, враки. Миру она в упор не замечала, чему та оказалась только рада. Хватит с нее приключений по горло, обойдется она без разговоров с принцессой. Она не заметила, как задремала, и не проснулась до конца даже тогда, когда королевская фрейлина, толстая добрая тетушка, помогла ей переодеться в необычно мягкую и удобную пижаму и накрыла одеялом.

С утра сказка продолжилась. Ее форма за ночь оказалась вычищенной и отглаженной так, что просто сияла. Затем она ела за одним столом с десятком фрейлин, бросавших на нее с Маем настороженно-неприязненные взгляды, и с по-прежнему не замечавшей ее принцессой, полностью поглощенной гостем-иномирянином. Кушанья, которые ей подносили лакеи в зелено-золотых ливреях, казались невероятно вкусными. Она не привыкла много есть с утра, но как можно обойти молочную манно-тыквенную кашу с сахаром и тончайшим привкусом ванили и каких-то других специй? Салат из фруктов, из которых она опознала, и то лишь на вкус, только яблоки? Маленькие жареные колбаски, от одного запаха которых рот наполнялся слюной, а вкус казался просто небесным? Нежные яблочные тарталетки под сладким сиропом, тающие во рту? Крупную, с кулак, клубнику под взбитыми сливками?.. В конце концов она отвалилась от стола, чувствуя себя комаром, насосавшимся крови так, что не в состоянии взлететь. Наверняка она наберет сегодня сразу лишний килограмм веса и получит заметно округлившееся пузико, и потом придется месяц сидеть на строжайшей диете. Но все равно — оно того стоило. Правда, ей никто не поверит, когда она расскажет в Академии, что спала в соседней комнате с принцессой и ела с ней за одним столом. Но воспоминания-то все равно останутся!

Потом принцесса долго ругалась с невысоким дядькой в зеленом бархатном камзоле с обилием золотых и серебряных висюлек, и Мира даже не сразу сообразила, что перед ней сам государственный канцлер Сайлавата. Она благоразумно спряталась за занавеску в дальнем углу огромного зала с блистающим свежим воском паркетом, а потому не разобрала разговор. Кажется, канцлер не хотел, чтобы принцесса куда-нибудь ехала, и его свита — два десятка расфуфыренных теток и дядек — мрачно сгрудилась у него за спиной, словно готовясь всем скопом наброситься на принцессу, связать ее и запереть в ее покоях. Потом Май вылез из мягкого кресла, в которое забрался сразу по появлении канцлера, и насмешливо произнес несколько фраз, распахнув ворот рубашки. Он небрежно взял принцессу за руку — Мира аж вздрогнула от такой наглости, но та даже не пошевелилась — и, подняв вверх, продемонстрировал канцлеру ключ-перстень на ее указательном пальце. Канцлер сначала побелел, потом побагровел, а потом вообще пошел пятнами. Он поднял было пухлый жирный кулак, но Май стоял, скрестив руки на груди и насмешливо улыбаясь, и канцлер, зло сплюнув, повернулся и ушел. Его свита, мрачно оглядываясь, потянулась за ним.

Когда их кортеж двигался по улицам города (Мира страшно хотела хоть раз проехаться на настоящем автомобиле, но ее никто не позвал, а напрашиваться она не решилась), она почувствовала, что чувствует себя все более и более неуютно. И дело было даже не в дамском седле, в котором она раньше никогда не ездила. Считанные минуты отделяли ее от встречи с госпожой Сиори. Май упомянул, что в Академию сообщили о том, где они провели ночь, и госпожа ректор наверняка слопает ее живьем. Май, скотина! Ведь обещал, что к полуночи вернет ее обратно в домиторий, а сам?.. Ему хорошо, гусь в воде не тонет, а вот что станет с ней? Она-то не из другого мира! Ей уже объявили один выговор… ой, а ведь она на испытательном сроке! Ох, что будет… Однако руки сидящего позади Мая, спокойно лежащие на ее талии, странным образом успокаивали.

— Не тушуйся, — шепнул он ей в ухо, когда впереди показалась площадь перед бассейном, на которой уже выстроили ученики всех четырех школ. — Рита нас прикроет.

Вот как? Его сама принцесса уже покрывает? Миру неприятно кольнуло в сердце. Когда на площади он помог первой спуститься с коня Рите, ее кольнуло еще раз. Да какое, в конце концов ей, Мире, дело? Пусть хоть женится на принцессе! Тоже мне, верный фертрат нашелся!.. Но Май тут же снял с коня и ее, слегка подмигнув, и она почему-то сразу его простила. В конце концов, принцессе по этикету положено оказывать знаки внимания.

Госпожа Сиори и в самом деле ее не слопала, лишь глянула многозначительно — мол, потом обсудим твое поведение. На сердце снова стало неспокойно. Но на соревнованиях она расслабилась. Она с азартом болела за своих, и даже проигрыши ее не очень огорчали. Главное, что весело. Май, правда, то и дело засыпал, и его приходилось тормошить и расталкивать.

И вот — последнее соревнование. Мира откровенно любовалась Хито. Юноша казался воплощением цветущей мужской красоты: высокий, широкогрудый, с мышцами, играющими под тонкой влажной тканью купального костюма, с обаятельной, хотя сейчас заметно напряженной улыбкой и пробивающимися над верхней губой усиками. Конечно, нет ни одного шанса, что он когда-нибудь обратит на нее внимание, особенно когда под боком у него все время крутится Одора и другие старшекурсницы с бесстыдно большими грудями. Внезапно она вспомнила, как Май целовал ее — тогда, в первый вечер, и потом на крыше, и в сердце сладко защемило. Ну и пусть Хито ее не замечает. Зато у нее есть свой фертрат, пусть даже непослушный и нахальный.